Кирилл Бенедиктов - «Если», 2004 № 12

— И ты полагаешь, что мой отряд спасет тебя от ацтекских орд? — Кортес невесело усмехнулся. — Ты затеял безнадежное дело, Кецалькоатль. Будь у меня даже тысяча кастильских воинов, я не взялся бы воевать с Монтекусомой.

— А я слышал: христиане отважны, как дикие львы, — заметил Змей.

— Отвага и глупость — разные вещи. К тому же ты забываешь о гвардии эмира, что подыхает сейчас от безделья на Драконьих островах. Если она высадится на берегу Лазурного моря и ударит в тыл твоим войскам, тебя не спасут даже все вольные мечи Закатных Земель…

Некоторое время человек в белых одеждах молча рассматривал Эрнандо, склонив голову набок.

— Ты мог бы помочь зажечь свет истинной веры в сердцах жителей аль-Ануака, — негромко произнес он наконец. — Ты в силах разогнать тьму, в которой они живут. Подумай об этом, Малинче…

Кортес хрустнул пальцами.

— Ты же не христианский священник, Кецалькоатль. С чего ты взял, что вера, которую ты несешь людям этой земли, и есть истинная вера?

— Названий может быть много, сущность всегда одна, — голос Кецалькоатля прозвучал грустно и устало. — По сравнению с кровавой тьмой, что клубится в сердце аль-Ануака, различия между верой христиан и учением Топильцина несущественны. Я не удивляюсь, почему мирятся с жестокими культами демонов арабы — их прежде всего интересует торговля, а все, что происходит за пределами торговых кварталов, их не касается. Но почему так спокойно воспринимаете этот ужас вы, христиане, я понять не могу…

— Мы не хозяева здесь, Кецалькоатль, — нехотя ответил Кортес. — Мы всего лишь наемники, люди, которым не нашлось места на родине. Там, в ал-Андалус, христиане платят налог в казну халифа, и за это им разрешают исповедовать веру наших отцов. В Закатных Землях такого закона нет, но и здесь правила устанавливают мусульмане. Нас мало, о Кецалькоатль. Если бы за нами стояла мощь огромной империи, подобной Халифату, царство дьявола недолго продержалось бы в этих краях. Но мы раздроблены, и каждый из нас может надеяться только на свой меч.

Ему показалось, что серебряная маска понимающе кивнула.

— И все же я снова приглашаю тебя и твоих людей к себе на службу, Малинче. Мои силы пока не так велики, чтобы открыто противостоять мощи Теночтитлана, и каждый воин, выбравший путь света, очень ценен для меня. Что же касается платы, то она будет более чем щедрой.

Кортес помедлил с ответом, пытаясь найти вежливые слова для отказа, и в это мгновение из зарослей за спиной Кецалькоатля бесшумно появился меднокожий в неприметной серой одежде, с длинными черными волосами, собранными на затылке в подобие небольшого конского хвоста. Мельком взглянув на кастильца, он приблизил свое лицо к краю серебряной маски и зашептал что-то Змею на ухо. Кецалькоатль стоял неподвижно, и только длинные пальцы его сжимались и разжимались, будто он собирался нанести собеседнику удар кулаком, но никак не мог на это решиться.

— Это все, Маштла? — громко спросил он по-арабски, когда мужчина прекратил шептать и отступил на шаг. Тот, кого он назвал Маштлой, неприязненно покосился на Кортеса и молча кивнул. — Послание у тебя?

Голос его дрогнул, и Эрнандо внезапно понял, о каком письме идет речь. Он совсем не удивился, когда Маштла протянул Кецалькоатлю свернутый в трубочку лист кактусовой бумаги. Змей развернул свиток и поднес к глазницам своей маски.

— И что же, исполнил он свою угрозу? — спросил он странно невыразительным голосом.

Маштла повернул голову и пристально поглядел на Кортеса.

— Это Малинче, командир отряда вольных мечей-христиан, — пояснил Змей. — Ты можешь не смущаться его. Перед твоим приходом я уговаривал его перейти к нам на службу.

— Надеюсь, он согласился, мой повелитель? — с холодным сарказмом спросил Маштла.

Кецалькоатль не ответил. Человек в сером бросил на кастильца еще один недобрый взгляд и извлек из складок одежды какую-то разноцветную ленту.

— Вот, господин, — сказал он, подавая ленту Змею. — Этой лентой письмо было привязано к телу девушки, обнаруженной сегодня утром на ступенях твоего храма. Девушку задрал огромный ягуар. В городе ходят слухи о гибели еще двоих детей.

«Да, старый бородавочник времени зря не теряет», — подумал Кортес.

— Смотри, Малинче, — Змей помахал в воздухе хорошо известным кастильцу свитком. — Слуги Тескатлипоки никак не могут угомониться. Один из них вызывает меня на поединок, обещая в случае отказа убивать каждую ночь по юноше и девушке из числа жителей Семпоалы. И первая жертва уже принесена… Да, я действительно нуждаюсь в помощи, Малинче! Подумай о моей просьбе, прошу тебя! Я не тороплю, но знай, что поддержка твоих клинков была бы весьма полезной для меня и моего дела.

— Я непременно обдумаю ваше предложение, — Кортес вежливо поклонился Кецалькоатлю, проигнорировав злобно глядевшего на него Маштлу. — А сейчас покорнейше прошу меня простить, я должен вернуться в лагерь…

Он ожидал, что Змей кликнет слуг, чтобы те проводили его к выходу, но Кецалькоатль лишь рассеяно кивнул в ответ. Кортес пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.

— Я приму вызов, — произнес за его спиной Змей в Драгоценных Перьях. — Пусть об этом объявят сегодня на площадях. Какими бы ни были его намерения, я принимаю вызов.

И тогда Кецалькоатль отправился в Миктлан,Он приблизился к Миктлантекутли и МиктлансиуатльИ сказал им: «Я пришел. Ты хранишь драгоценные кости,Я пришел, чтобы взять их!»И сказал Миктлантекутли своим подданным: «О боги,Он поистине уносит драгоценные кости!Отправьтесь и выройте ему глубокую яму».И они пошли и сделали яму.И Кецалькоатль упал в яму,Он ушибся о землю,Он упал, как падает мертвый.А с ним упали и рассыпались драгоценные кости…Скоро Кецалькоатль очнулся,Он оплакал происшедшееИ сказал своему нагуалю:«Двойник мой, что теперь я буду делать?»А тот ответил: «Что будет?Могло бы быть лучше, но пусть будет, как есть!»

7. Колдун и Пророк

Семпоала, год 2-й

Тростник, день 14-й Оселотль

— Не оставляй меня одну, Эрнандо, — шепотом попросила принцесса. — Мне тревожно без тебя. Пожалуйста, останься.

Кортес приподнялся на локте, прикрыв обнажившуюся грудь девушки тонким шелковым покрывалом. Из-за неплотно задернутых штор падал на каменный пол тонкий, словно лезвие стилета, золотой солнечный луч.