Александр Казанцев - Купол надежды

Идя к своей автомашине, где вышколенный шофер открывал перед ним дверцу, чего никогда не делал при Анисимове, Ревич внушал себе, что возвращается с признанием своих заслуг и уже близкими теперь академическими званиями, за которые, правда, придется заплатить работой на периферии. «Но по счетам надо платить! Однако ничего! Аэрофлот выручит».

И ехал в институт Ревич вполне успокоенный, не позаботясь о том, как доберется из Академии наук Нина Ивановна. Важно иметь в жизни единую стратегическую линию, а тактика… тактика может быть различной в зависимости от обстоятельств.

Но блаженная золотая улыбка с лица Геннадия Александровича слетела бы, знай он, что все детали сегодняшнего разговора с президентом были обсуждены им по радио с академиком Анисимовым, находящимся в Антарктиде на ледоколе «Ильич».

Глава девятая. ДАР СЧАСТЬЯ

В полярную полночь, в «ясный лунный день», когда в середине антарктической зимы полная луна всходила в дневные часы, академик Николай Алексеевич Анисимов женился на Аэлите.

На ледоколе отпраздновали это событие шумно. Гремело радио, лучи прожекторов отплясывали в небе так же, как участники экспедиции на палубе. Космонавт Федор Иванович запустил запасную ракету торможения, которую не использовал в космосе. И она умчалась на огненном хвосте к звездам, на время став одной из них.

Аэлита светилась счастьем. Ей трудно было представить себе, что этот былинный богатырь с лицом мыслителя, сбривший себе бороду и помолодевший лет на двадцать, — ее муж!..

Анисимов же, кроме юношеской радости, ощущал и безмерную благодарность к той, которая дважды самоотверженно прилетала к нему, чтобы спасти его, и теперь стала его женой. Анисимов был твердо убежден, что любовь возникает у человека помимо воли и расчета, она зарождается как бы в подсознании, а потому неуправляема и необъяснима. И должно быть, верно будет сказать, что «любят не на шутку лишь без помощи рассудка». И он любил именно так.

Рассудок, вмешиваясь в его любовь, до сих пор сковывал и угнетал. И только теперь, когда все «разумные оковы» были отброшены, Николай Алексеевич ощутил в себе рядом с Аэлитой неизведанную внутреннюю свободу и небывалый взлет всех своих способностей, какого не знал и в молодые годы. И он был счастлив.

Оставаясь наедине, они с Аэлитой любили вспоминать все то, что сблизило их.

— Ты помнишь мои стихи о памяти сердца? — как-то спросил Николай Алексеевич.

— Из-за которых я плакала, когда ты ушел? — И она прочитала:

Грустный мир воспоминаний.Все они, как в речке камни,Зыбкой тенью в глубинеЛежат во мне,На самом дне… 

— и они кончались:

Но ты со мной, всегда со мной.

— Теперь ты всегда со мной.

— Да. Но тогда это было не обо мне.

— Тени исчезают в темноте, — задумчиво сказал Николай Алексеевич. И через некоторое время добавил: — А ты знаешь, перед самым отъездом в Антарктику мне привелось выступить в устном журнале перед ленинградцами, в Доме культуры на Васильевском. Звал добровольцев в Город Надежды. Были еще музыканты, поэты. И я услышал стихи, перекликавшиеся с моими…

— Что это за стихи?

— «Озеро памяти». Я помню несколько строк:

Вот озеро. Оно слилось из слез,Из радостей, надежды, ликований.Горячие ключи воспоминанийВ него текут из-под корней берез.

— Как хорошо! — прошептала Аэлита.

Как мягки, как расплывчаты края.Где ямы, круговерти и обрывы?Лишь лилии осенние красивыНад медленным потоком бытия.[1]

— Лилии удивительно пахнут. Осень? Кто написал это?

— Одна поэтесса. Я познакомился с нею.

— Поэтесса? — Аэлита отодвинулась. — Я так и думала. Честное слово!

— Она подарила мне свою книжечку под названием «От мира сего». Я прочитал и не удержался от каламбура:

В стихах, подаренных Людмилой,В прелестной книжке «От мира сего»Прекрасен мир, и люди милы,Но сама она — не от мира сего.

— Очень мило, — поджала Аэлита губы.

Она представила себе, как ее Николай Алексеевич дарит эффектной блондинке (почему-то она такой вообразила себе поэтессу) свой каламбур, а та нежно целует его за это. И неожиданно для себя она всхлипнула.

Анисимов подскочил в кресле.

— Что ты, девочка моя! Да за этот каламбур я наверняка пал в ее глазах!

Аэлита хотела и не могла справиться с собой. Да, она ревновала Анисимова. Ревновала без какого-либо повода и без всякого здравого смысла, ревновала к его прошлой жизни, ко всему, что было без нее.

Говорят, ревность рождена собственническим чувством. У Аэлиты это чувство не имело ничего общего с какими-то правами на Николая Алексеевича. Она просто казалась себе полным ничтожеством по сравнению с ним, а женское начало в ней бунтовало, ревнуя. Кто она рядом с той же Тамарой Неидзе? Какая она «героиня»?! Какая там «личность»?! «В науку въезжает на собачьей упряжке», как сострил Геннадий Александрович Ревич, подписывая подготовленную ею статью об опытах с Бемсом. Тамара — это творчество, фантазия, воображение! И темперамент! Вот и сейчас, после всего случившегося в Малом Гроте, она предложила делать Большой Грот многосводчатым, с колоннами или столбами как в Грановитой палате Московского Кремля. А теперь еще эта поэтесса «не от мира сего»! Аэлита же поистине «от мира сего»! «Обыкновенная обыкновенность», — как сказал все тот же Ревич, в очередной раз перенося защиту ее диссертации.

И все-таки Аэлита была счастлива с Николаем Алексеевичем и совсем не ощущала возрастной преграды, которая так пугала Анисимова.

Однажды Аэлита сказала:

— А помнишь утро после нашей встречи в горах? Я нашла тебя и… свой портрет, сделанный из снега.

— Еще бы! — рассмеялся Анисимов.

— У тебя это не просто «хобби»! Ты мог бы обогатить искусство.

— Если бы отдал этому жизнь. Мало одной жизни человеку. Вот ты и дала мне новую.

— А ты сделаешь еще одну скульптуру? Новую.

— Здесь? — удивился Николай Алексеевич.

— Надо же отвлечься. Доктор Танага советовал.

— Опять из снега?

— Можно и изо льда, — рассмеялась Аэлита. — Даже лучше!

— Изо льда? — академик сразу стал серьезным. — Как ты сказала? Изо льда?

И он стал совершать по предписанию врача обязательные прогулки к ближнему, вмерзшему в лед бухты айсбергу. Там академик задерживался часа на два, потом возвращался на ледокол — и закипало все вокруг. Развернулась подготовка к началу главных работ по протаиванию Большого Грота.