Нил Гейман - Задверье

– Спасибо, – сказал он. Больше ему ничего не пришло в голову. Ничего больше не хватило бы, чтобы отплатить за то, что она вот сейчас для него сделала. И он повторил снова: – Спасибо. – А после сказал, обращаясь ко всем троим: – Извините.

Д'Верь подняла на него глаза.

– Все в порядке. Теперь ты в безопасности.

Ричард глянул на каменную дорогу под миром, которая уходила все вниз и вниз по спирали, потом перевел взгляд на Охотника, д'Верь и Ламию и расхохотался. И смеялся, пока из глаз у него не потекли слезы.

– В чем дело? – потребовала ответа д'Верь, когда он наконец остановился. – Что тут такого смешного?

– В безопасности! – просто повторил он.

Д'Верь уставилась было на него сердито, но потом тоже улыбнулась.

– Ну и куда идем теперь? – спросил Ричард.

– Вниз, – ответила Ламия.

И они пошли по Улице-Вниз. Возглавляла процессию Охотник, за ней на полшага позади – д'Верь. Ричард шел рядом с Ламией, вдыхая ее ландышево-жимолостный запах и наслаждаясь ее обществом.

– Я действительно ценю то, что ты пошла с нами, – говорил он ей. – Стала нашим проводником. Надеюсь, это не принесет тебе беды.

В ответ она подарила ему взгляд фиалковых глаз.

– А почему это должно приносить беду?

– Ты знаешь, кто такие крысословы?

– Конечно.

– Была одна девушка-крысословка по имени Анастезия. Она… Ну… мы вроде как немного подружились, и она меня кое-куда вела. А потом ее похитили. На Черномосту. Я все спрашиваю себя, что с ней сталось.

Ламия сочувственно улыбнулась.

– В моем племени рассказывают много историй про этот мост. Кое-какие, возможно, даже правдивы.

– Обязательно как-нибудь мне их расскажи, – сказал он. Было холодно. В стылом воздухе изо рта у него шел пар.

– Как-нибудь, – сказала она. У нее изо рта пар не шел. – Ты был очень добр, взяв меня с собой.

– Пустое.

Охотник и д'Верь завернули за выступ впереди и исчезли из виду.

– Знаешь, та парочка, пожалуй, от нас оторвалась. Наверное, нам нужно поспешить.

– Пусть идут, – мягко сказала она. – Мы их нагоним.

Ричарду подумалось, что происходящее слишком уж напоминает поход в кино подростков. Или, точнее, их возвращение: как они задерживаются у остановок автобусов или за выступом стены, чтобы наскоро поцеловаться, ощутить торопливое соприкосновение кожи, языков, а потом скорей-скорей догнать своих приятелей и ее подруг… Ламия скользнула по его щеке холодными пальцами.

– Ты такой теплый, – с восхищением сказала она. – Замечательно, наверное, когда в тебе столько тепла.

Ричард попытался напустить на себя скромность.

– По правде говоря, я об этом даже не думал, – признался он.

Он услышал, как далеко в вышине с металлическим лязгом закрылась дверь лифта.

Ламия смотрела на него снизу вверх – так ласково, моляще.

– Ты не дашь мне немного своего жара, Ричард? – попросила она. – Мне так холодно.

Ричард спросил себя: может, ему следует ее поцеловать.

– Что? Я…

Вид у нее стал разочарованный.

– Я тебе не нравлюсь? – спросила она.

Он отчаянно понадеялся, что не обидел ее заминкой.

– Конечно, нравишься, – услышал он собственный голос. – Ты очень милая.

– И ты ведь не используешь весь свой жар, правда? – вполне логично заметила она.

– Ну, думаю, нет…

– И ты сказал, что заплатишь мне, если я вас провожу. Вот чего я хочу, вот моя плата. Тепло. Можно мне немножко?

Все, чего она только захочет. Все что угодно. Жимолость и ландыши обвили его. Все исчезло, перед глазами у него остались лишь белая кожа, и темно-сливовые губы, и волосы цвета воронова крыла. Он кивнул. Где-то внутри него что-то кричало. Но что бы это ни было, оно подождет. Подняв к его лицу холодные руки, она нежно притянула его к себе. А потом поцеловала долго и томно. Первым его ощущением был шок от прохлады ее губ, холода языка, но потом он расслабился, всецело отдался поцелую.

Некоторое время спустя она отстранилась.

У себя на губах он почувствовал лед. Споткнувшись, Ричард отпрянул к стене. Он попытался моргнуть, но его глаза, казалось, замерзли открытыми. Поглядев на него, она радостно улыбнулась. Щеки у нее зарумянились, губы стали алыми. Дыхание белым облачком вырывалось в морозный воздух. Она облизнула красные губы теплым розовым язычком. Его мир начал темнеть. Ему показалось, что краем глаза он видит какой-то темный силуэт.

– Еще, – сказала она и протянула к нему руки.

Он наблюдал, как Бархатная притягивает Ричарда для первого поцелуя, смотрел, как по его коже расползаются иней и изморозь. Смотрел, как после она довольно отстраняется. А потом подошел к ней сзади и, когда она наклонилась, чтобы завершить начатое, протянул руку и, крепко схватив ее за загривок, поднял над землей.

– Верни! – проскрежетал он. – Верни ему его жизнь!

Бархатная отреагировала как котенок, брошенный в ванну: начала извиваться и шипеть, плеваться и царапаться, но без толку. Ее цепко держали за горло.

– Ты не можешь меня заставить! – далеко не музыкально взвизгнула она.

Он сжал крепче.

– Верни ему его жизнь, – хрипло повторил он и в качестве пояснения честно добавил: – А не то я сломаю тебе шею.

Она поморщилась. Он же толкнул ее к Ричарду, ледяной статуей привалившемуся к стене.

Взяв Ричарда за руку, она выдохнула воздух ему в нос и рот. Пар, вышедший у нее изо рта, просочился в его губы. Лед на его коже начал таять, с волос исчез иней.

Он снова сжал ее шею.

– Всю без остатка, Ламия.

Тут она опять зашипела и крайне неохотно снова открыла рот. Последнее облачко пара скользнуло из ее рта в его и пропало.

Лед у него на глазах растаял и превратился в слезы, которые побежали у него по щекам.

– Что ты со мной сделала? – спросил он.

– Она пила твою жизнь, – хриплым шепотом ответил за Бархатную маркиз де Карабас. – Забирала твое тепло. Превращала тебя в такую же холодную тварь, как она сама…

Лицо Ламии скривилось, как у ребенка, у которого отняли любимую игрушку. В фиалковых глазах заблестели слезы.

– Мне она нужна больше, чем ему! – заскулила она.

– А я думал, что тебе нравлюсь, – глупо сказал Ричард. Одной рукой подхватив с пола Ламию, маркиз притянул ее к себе.

– Только подойдите к нему хотя бы раз, не важно, ты сама или кто-то еще из Детей Бархата, и я приду в вашу пещеру днем, пока вы спите, и выжгу ее дотла. Понятно?

Она кивнула.

И стоило маркизу ее отпустить, упала, как кошка, на четвереньки, но тут же выпрямилась в полный – не слишком ужасающий – рост, гордо вздернула подбородок и с силой плюнула маркизу в лицо. А потом, подобрав подол черного бархатного платья, убежала вверх по спиральной тропе. Ее шаги эхом разнеслись по Улице-Вниз.