Восьмой район - Алиса Аве

Глава 19

Изнанка

Если общество скроено по нашей мерке, мы называем это свободой.

Роберт Фрост

Блокиратор определял все действия Стирателей. Ковчег пришел к выводу, что новой партии стражей воля без надобности. Искусственный нерв протянули от шеи к правому глазу, куда напрямик поступали команды и сообщения. Никаких планшетов, браслетов, прочих ухищрений. Мне командовали: «Иди» – шла. Говорили: «Ударь» – била.

– Х-011, назначение получено, – отрапортовала я и заняла место в очереди к транспортнику. Меня ждало распределение детей старшей группы.

Черный шлем изнутри оказался совсем не черным. На экране я видела все на триста шестьдесят градусов, отслеживала эмоциональное, физическое состояние, свое и объекта, записывала происходящее, отправляла видео в архивы, запрашивала поддержку. Стала черным тараканом среди массы таких же тараканов, ненавидимых, ненавидящих. Транспортник выплевывал нас на открытое пространство. До поселений всегда приходилось топать. Солнце палило нас, термокостюмы – брюки со множеством карманов и узкие тонкие куртки – дарили прохладу, датчик температуры равномерно горел зеленым.

Поселение обозначалось безликим набором символов. Оно походило на мой родной город. У нас здания были грудой пережаренных солнцем камней, местами украшенной выцветшими тряпками. Здесь земля чуть дышала, пробивалась трава. Блокиратор завибрировал, напомнил, что Стирателям не разрешено отвлекаться на действия, не входящие в обозначенную программу. Я замерла с согнутыми коленями, рука зависла над покачивающимся венчиком бледного цветка. Что я сейчас делала?

Мы топали по перекресткам и поворотам. Трава росла и на зданиях. Оставшиеся жители тоже развешивали тряпки в зияющих провалах в стенах, превращая развалины в дом, создавая иллюзию уюта и стабильности. Отчего стабильность столь желанна? В подобной стабильности и жить не хочется. Они пытались украсить свое стабильное несчастье, выходило убого. Моя мать никогда не стремилась к украшательству, не завешивала дыру окна рваным платьем и не улыбалась, ведь улыбка – тоже иллюзия. Сейчас, лишенная второстепенных эмоций и ожиданий, я понимала ее.

Дети жались к стене дома. Одетые кое-как, но получше, чем я на своей Церемонии, умытые тщательнее, но все же с грязными шеями и локтями, испуганные все как один. Их куда меньше, чем на моей Церемонии. Мне их жаль. Краем глаза я поймала среди лиц безмятежное, отрешенное – мальчишка, он напоминал кого-то. Я прошла по ряду.

– Сейчас вас посадят в транспортник. Запрещены вопросы и любой несогласованный контакт с медицинским персоналом. В случае пригодности для Ковчега семьям отобранных обеспечат гуманитарную помощь.

Не помню, обращались ли к нам с подобной речью. Я утратила многое из прошлого, воспоминания подернулись мутью, исказились жжением блокиратора. Вместе с воспоминаниями я лишилась и проявившихся сил.

– В случае непригодности вас отправят обратно.

Откровенная ложь, никакие приказы не сотрут осознание того, что я выстраиваю очередь к смерти.

В транспортнике дети молчали, любопытство перевешивало страх. Оглядывали покатые ячеистые стены, глазели в продолговатые окна, прощаясь с землей. Стиратели стояли по сторонам, смотрели в пол. Тишину дыхания нарушал лишь высокий голос автопилота.

– Взлет. Набор высоты. Высота пятьсот метров. Высота тысяча пятьсот метров. Высота шесть тысяч метров. Высота четырнадцать тысяч метров. Высота семнадцать тысяч восемьсот метров. Верхний предел тропосферы. Температура за бортом – шестьдеят три градуса по Цельсию. Стыковка.

Когда происходило распределение, Ковчег всегда поднимался на предельную высоту, чтобы показать, как он далек от земли и простых людей. Почти на коленях у бога.

– Шлюз в отходник открыт. Стыковка завершена.

Длинный коридор, ведущий через комнату ожидания в дезинфекционную. Пар, выжигающий легкие, струи воды, бьющие по голому телу. Страх. Слезы. Смерть.

Стиратели с недавних пор присутствовали при процедуре отбраковки, в тех самых ячейках-лабораториях, стояли за спинами зеленых медиков. Записывали процесс в отдельный файл – как дети реагируют на непривычное окружение, как проявляется эмоция в момент объявления ребенка непригодным. Какие физические и химические изменения происходят при инъекции средства. На какой минуте наступает полный паралич, через сколько умирает мозг. Стиратели должны свидетельствовать процедуру от и до и благодарить Ковчег за шанс жить и служить высшей цели. На месте отбракованного мог оказаться любой из будущих Стирателей. Теперь я знала и это.

Моей первой процедурой в новом статусе была ликвидация D-088, ген – «пирокинез». Он выжил в недавнем инциденте, но способности утратил. Я равнодушно наблюдала, как его шея надломилась, руки трижды дернулись, с уголка рта сбежала кровавая слюна. Кожа приобрела голубоватый оттенок, ноги подогнулись, голова безвольно упала на плечо. В инциденте, произошедшем на испытании средней группы, участвовали и другие дети. Медики все еще держали их на своем ярусе, способности как минимум двоих из них сохранились. Возможно, они сгодятся для исследований и экспериментов.

После ввода инъекции лабораторные кресла наклонялись под тупым углом, тела соскальзывали в раскрывшийся люк, прямиком в отходник. Куча росла. Приходили другие дети из старших групп, назначенные в отходник. Стирателям надлежало презирать отходников. Предыдущая партия, которая следила за нами, новобранцами, презирала по доброй воле, мы – по программе.

– Приготовиться! – пророкотало по левую руку от меня. – Z-033, принимай тела.

Z-033 ловко орудовал огромной лопатой. В шлеме отразилась метрика: рост 1,83 см, вес 71 кг, группа крови II отрицательная, ген группы Z – «невидимость», приобретен в результате корректирования. Поверх общей информации красовалась жирное: «внеконтрольный». Трогать нельзя. Внеконтрольных на Ковчеге раз-два и обчелся. Среди них Z-033 – особенный, протекция позволяла ему не подчиняться приказам Стирателей. Ему даже списали участие в инциденте и попытку побега вместе с зачинщиком. Зачинщицей. Блокиратор тут же нагрелся – мне запрещалось вспоминать, кто был виновником инцидента. Как запрещалось выискивать связь с Z-033, которая не давала покоя. От малейшего контакта с Z-033 блокиратор распалялся так, что казалось, прожжет черепную коробку насквозь и вывалится через гортань.

– Х-011, пульс участился, – доложил контролирующий Стиратель.

Датчики уже отправили данные медикам.

– Блокиратор требует отладки. Х-011, после медицинского отсека тебя ожидают наверху. Вписана в полет.

Z-033 смотрел прямо на меня. И будто видел сквозь шлем.

Совсем недавно я бы не придала значения его взгляду. Меня активировали лишь текстом или картинкой команды. Я моргала, жевала, засыпала, просыпалась и дышала согласно установленному регламенту. Не интересовалась, кем была до посвящения в Стиратели. Легкие руки Лидера дотронулись до плеча, ухо пощекотал выдох, будущий сослуживец передал блестящий шлем, защелкнулись крепления. Я стала стражем, вышла из тьмы забвения в более густую тьму. В небольшом зале одним сверкающим лицом внешних экранов новоявленные Стиратели ждали приказа троих, имеющих право на настоящую жизнь на Ковчеге, – Лидера, Старшего Стирателя и еще одного мужчины. Программа выдала странную ошибку, обрабатывая личность последнего: указала разные