Майкл Флинн - Эйфельхайм: город-призрак

— Извините, — сказала Шерон. — Но какое отношение ПСС имеет к Ноеву ковчегу? — Даже тогда она подумала, что это может быть какой-то заумной шуткой со стороны заведующего. Он умел шутить с каменным лицом, а Шерон больше привыкла к клоунам.

— Вы действительно думаете, что сможете доказать учение о недавнем сотворении мира?

Возможно, дело было в серьезном выражении его лица. В улыбке, играющей на его губах. Такое выражение лица, должно быть, было у инквизиторов, когда они передавали своих обвиняемых на милость светского суда. Но Шерон наконец осознала, что он был серьезен.

— Что за учение о недавнем сотворении мира? — спросила она.

Заведующий не верил в подобную невинность. Он думал, что каждый, как и он, приучен к причудам легислатур штата, попечительских советов и прочих источников безумия.

— О том, что Господь создал Вселенную только шесть тысяч лет назад. Не говорите мне, что вы не слышали об этом.

Шерон знала, как Том ответил бы на этот вопрос, и с трудом сдержалась, сказав вместо этого:

— Теперь, когда вы упомянули об этом, я вспомнила, что слышала. — Ей действительно требовалось напоминание. Она потратила большинство из часов ее бодрствования в Джанатпуровом пространстве. Там и не пахло креационизмом, ни недавним, ни каким-либо еще. Это бы смутило их, и они бы провалились в одно из этих ее безымянных измерений.

— Теперь, когда вы упомянули об этом, — передразнил ее Уэллс. Он был известен своим сарказмом в высших сферах университетского образования. Деканы спасались бегством при его приближении. — Нет ничего столь надежно установленного, как постоянство скорости света.

Это было сказано напрасно не только потому, что на самом деле целый ряд вещей был гораздо лучше установлен, но и потому, что для неглупого ученого в опоре на авторитетный аргумент не было ничего надежного. Ни Уэллс, ни Шерон не были воспитаны в религиозном духе, и потому ни один из них не осознавал, что они прибегают к религиозному аргументу, но что-то атавистическое восстало в сердце Шерон.

— Такова нынешняя парадигма, — сказала она. — Но более тщательное рассмотрение данных…

— Вы хотите сказать, пока вы не подгоните данные, чтобы доказать то, что вы хотите! — Уэллс сказал это без малейшей иронии. Кун, возможно, был и неважным философом, но он был прав в отношении холодной, костлявой руки Парадигмы. — Я сам проверил, когда услышал, что вы замышляете, и обнаружил, что на протяжении нескольких десятилетий никаких изменений в вычислениях скорости света не было. — Он откинулся назад в своем кресле и вновь сложил руки у себя на груди, приняв ее молчание за признание сокрушительного характера его возражений.

— Прошу прощения, — произнесла Шерон лишь с легкой дрожью в голосе. — Пара десятилетий? Это все равно что измерять смещение континентов за несколько часов. Попробуйте пару столетий, как я. Вам необходима более длинная шкала, чтобы… — И тут ее мысли понеслись в неожиданном направлении, а память услужливо подавала нужные данные. Уэллс поднял брови во внезапно воцарившейся тишине. Информация была столь необычной и столь полной, что резанула его по ушам. Но, когда он раскрыл рот, Шерон предупреждающе вскинула руку: — Вы знаете, что, когда Бирге в «Nature» в 1934 году сообщил об уменьшении скорости света, он не нашел абсолютно никаких изменений в длине волны?

Уэллс, которому не было известно и первое, равным образом пребывал во тьме относительно второго.

— Вы имеете в виду, когда он сообщил об ошибке в своих измерениях…

— Нет, подождите, — оборвала его Шерон, — это действительно интересно. — Она забыла, что по сути вызвана на ковер в кабинет заведующего. Она обнаружила сверкающий самородок в рудной породе и хотела указать на него всякому, предполагая, что все будут в таком же восхищении, что и она. — Доберитесь до сути дела, Джексон. Скорость света равна частоте, умноженной на длину волны. Поэтому если величина с уменьшается, а длина волны постоянна, то частота тогда должна увеличиваться.

— И?.. — протянул Уэллс Он не был профаном. Он внезапно понял, к чему ведет Шерон.

— И, — сказала Шерон в растущем возбуждении, — атомная частота определяет скорость, с которой тикают атомные часы. Конечно, скорость света была постоянной, поскольку они начали использовать атомные часы для ее измерения. Инструмент регулировался одновременно с предметом, который он измерял! О Боже! Постоянная Планка таковой не является!

Так обычно и происходит с еретиками. Они начинают с того, что ставят под сомнение одну доктрину, а заканчивают тем, что оспаривают вообще все. Не удивительно, что их то и дело сжигали.

Тот скрежет, что слышал Уэллс, было изменением парадигмы. Но шестеренки заржавели.

— Доктор Нэги, — сказал он с гнетущей формальностью. — У вас должность, и я не могу ничего с этим поделать. Но на вашем месте я бы не удивился, если ваш грант не будет возобновлен на следующий семестр.

Таково было предостережение трибунала. Покайся в своей ереси или будешь проклят. Но Шерон Нэги шла по следу чего-то в высшей степени необычного, а Джексону Уэллсу ничего не было известно о Эваристе Галуа. Зная о том, что наутро его ждет дуэль, Галуа потратил свою последнюю земную ночь на то, чтобы записать основы теории алгебраической группы. Ночь доброго сна, и он, возможно, уцелел бы на дуэли; но есть такой тип сознания, который ставит открытие выше самой жизни. Если смерть не устрашила юного Эвариста, что ужасного было в потере финансирования для Шерон? Она была не так молода, как он, но она знала, что такое стиснуть зубы.

Был уже поздний вечер, когда она покинула университет. Начался учебный год, и она должна была выставить оценки за работы и подготовить вопросы для обсуждения. В этом учебном заведении преподаванию уделялось очень много внимания, и даже его наиболее авторитетные ученые призывались в окопы. Шерон вела два аспирантских семинара и читала курс высшей ступени по структуре Галактики, на который студенты охотно записывались, хотя и считали ее сухарем. В понедельник она начинала в точности с того места, где заканчивала в предыдущую пятницу, и иногда это означало in media res,[174] пока ее студенты, сонные после воскресной вечеринки, косились на лекционную доску и проекции из компьютера, пытаясь вспомнить, откуда были получены выводы.

Именно в процессе подготовки курса по галактической структуре она обратила внимание на еще одну аномалию.

— Эрнандо, — спросила она молодого постдока, который работал вместе с ней. — Почему все машины едут по шоссе на скоростях, кратных пяти?