Майкл Коуни - Бронтомех!

Я дошел до Мыса и посмотрел на море, на недавно починенные рыбные загоны, разделившие отмель на аккуратные прямоугольники, и на узкую полоску берега внизу, где лежали ржавеющие останки огромных механизмов. Океан был спокоен; полны улеглись под моросящим дождем, который проникал сквозь одежду. Трапа здесь росла короткая и скользкая, а справа на краю обрыва застыл треугольный скелет подъемника-часового. Меня снова окружили призраки…

— Эй! Кевин! — Я обернулся. Ко мне спешил Энрико Бателли: мокрые походные брюки хлопали по его икрам. Он украдкой взглянул мне в лицо, по смуглой коже струился дождь. — Я просто случайно увидел тебя… Я подумал, что ты, может быть…

Его голос упал, когда он поглядел на берег; Энрико смутился.

Я не удержался и хихикнул.

— Я не собирался бросаться вниз, Энрико. У меня слишком много дел.

— Я слышал, ты нашел покупателя.

Я повернулся и зашагал обратно к поселку, он пошел чуть сзади.

— Сегодня вечером подписываем контракт. Мне дают хорошую цену, Энрико. Этих денег и компенсации от Организации хватит на билет до Земли и еще останется на то, чтобы вернуться, если я захочу.

Он посмотрел на меня с любопытством.

— Так ты вернешься?

— Откуда я знаю? Возможно. Все зависит от того, выгорит у меня или нет.

Нас обступили деревья, мелкая изморось превратилась в тяжелые редкие капли. Липучки выбрасывали щупальца, будто потягивались после сна, осторожно касаясь земли у соседних деревьев, чтобы собрать маленькие скользкие ползающие лакомые кусочки, которые смывает дождем. Наверху между колючими ветками осторожно передвигались мохнатики, ожидая ночи.

— Это еще что за черт?

В голосе пастора вдруг прозвучала тревога.

Перед нами за низкими деревьями зловеще темнело что-то огромное.

— Осторожно… — пробормотал я, потом прокрался вперед и отвел завесу из ползучих растений, вылив на себя душ дождевых капель.

На меня смотрел бронтомех-отшельник.

Его слабеющие чувства уловили мое присутствие, турели сенсоров слегка дернулись. Однако лазеры остались мертвы, и лишь негромкий усталый гул отметил появление живого существа.

Стекла кабины были разбиты, отсутствовали линзы оптических сенсоров, выбитые при бесчисленных столкновениях с деревьями, пока монстр пел свою безумную охоту.

Вся поверхность машины покрылась налетом красной ржавчины. В нескольких местах разошлась обшивка; ее листы отогнулись, как края рваной раны. Потерялась одна из гигантских покрышек, и, хотя за колесо еще цеплялись обрывки резины, бронтомех осел в неуклюжем реверансе, как слон, вставший на одно колено. Его изношенное сердце едва билось; он уставился в землю слепыми глазами, униженный своей механической слабостью.

Мне пришла в голову дикая мысль, что Бателли сейчас произнесет надгробное слово.

— Ну и слава Богу, — сказал он. Чем не надгробная речь? — Может быть, Уолтерсу удастся раскурочить эту машину. На берегу он нашел какие-то полезные детали.

И мы пошли дальше. Бателли — человек прагматичный, что, собственно, и требуется от пастора на молодой планете. Всякий там страх перед Неведомым вовсе не нужен колонистам, окруженным вполне реальными опасностями. «В наших краях, — говорил он как-то, — пастор должен иметь диплом психолога да практическое умение объяснять несообразности в дюжине самых популярных религий».

Теперь же он произнес:

— Надеюсь, Кев, мы увидим тебя снова.

Я возвращался на Землю. Приятно будет снова увидеть людей, оживленные города, тихие проселки. Многое нужно повидать; я многого еще не видел.

Например, я никогда не бывал в Фалькомбе, где когда-то в одной лаборатории работала красивая блондинка. Пожалуй, съезжу туда, поговорю с людьми. Терять уже нечего: все, что мог, я уже потерял…

Конечно, далековато отправляться с Аркадии на Землю только ради шанса найти любовь.

Ральф Стренг никогда не понял бы меня.