Адам Вишневский-Снерг - Робот

Размышляя обо всем этом в течение всего времени столкновения, которое еще не превысило и пяти минут, все время я крутился, как ошпаренный. Я прекрасно понимал, что все мои требующие массы труда мероприятия являются лишь вспомогательными и никак не ликвидируют главной опасности, тем не менее, я делал все возможное, что можно было в этих условиях совершить, лишь бы проложить статуе путь через останки неустанно разбиваемой машины. При этом я метался вокруг без секунды на отдых. Вначале я оторвал и оттянул в сторону руль, тем самым убирая из под живота статуи первую помеху; после этого я удалил лобовое стекло и оттащил его на безопасное расстояние, и наконец разрезал ножом дверь, которая уже выпирала вовнутрь. После этого оказалось, что необходимо свернуть несколько металлических листов и запихнуть далеко вглубь машины приличный фрагмент панели управления, поскольку траектория коленей проходила в опасной близости от нее.

Теперь статуя своей позой напоминала прыгуна в воду, несколько неуклюже покидающего трамплин. Она висела в пространстве, вытянувшись практически вертикально; вот только руки - к счастью, более часа назад не связанные с рулем - застыли, выброшенные в левую сторону, как бы в поисках чего-то, может быть, уже отсутствующей двери. Я не смел глянуть статуе в глаза. Ее голова неустанно приближалась к мраморной плите. Когда это расстояние уменьшилось сантиметров до двадцати, мне пришлось принять хоть какое-то решение - хоть удачное, хоть губительное. А поскольку никакого выбора у меня не было, я решил уничтожить колонну.

Вот только легко сказать! Погружая в помеху свой нож, я, к счастью, сориентировался, что мне не придется убирать ее всю, что, понятное дело, было бы просто неисполнимо в столь короткое время. Достаточно было лишь вырвать из толстого цилиндра приличных размеров кусок армированного железными прутьями бетона, то есть, вырезать в колонне нечто вроде корыта, по которому голова могла бы пройти свободно, поскольку туловище плыло несколько сбоку, и пока что ему ничего не угрожало. Мне пригодился опыт, вынесенный из камеры скелетов: я вырезал ножом, сколько было нужно, и изо всех сил стал напирать на отделенный вылом, направляя его наискось, в сторону неба.

Как обычно, в течение первых несколько секунд, казалось, что, несмотря на столь отчаянный нажим, бетонный кусок все так же остается на месте. Если бы я не знал законов этого мира, то посчитал бы себя побежденным. Эффект принесло терпение. Вначале перемещение было практически незаметным: его можно было определить разве что долями микрона, но вскоре оно увеличилось: до сотой, а потом и до десятой части миллиметра. Тем не менее, оно все время возрастало пропорционально квадрату времени, следовательно, все быстрее, и наконец достигло сантиметра. Теперь все шло уже гораздо легче. Скорость перемещения вылома росла на глазах. Я же трясся от усилий; пот заливал мне глаза. Голова статуи заполняла выемку в корпусе колонны буквально вслед за движениями моих рук. Удалось! Но сам я уже был близок к тому, чтобы потерять сознание.

После такого убийственного усилия я повис с закрытыми глазами, с трудом хватая кислород из аппарата. Очнулся я только при мысли, что отсрочил смерть своего двойника всего на пару десятых секунды, и что битва за его жизнь еще не закончилась. Статуя все еще висела в пространстве, уже метрах в четырех за колонной, у самой поверхности крупного мраморного строения с треугольным сечением, у боковой стороны которого темнел корпус автомобиля-цистерны.

Я приблизился к нему. Стена здания была наклонена к горизонтали под острым углом, благодаря чему, плита образовывала по всей длине не очень крутой пандус. Это было чрезвычайно счастливым обстоятельством, и, кто знает, не оно ли стало решающим, в силу того, что, повернувшееся в полете тело статуи, спиной проезжало по достаточно длинной поверхности под острым углом. Сила - казалось - достаточно мягко прижала тело к мрамору. Расплющившись на спине, статуя медленно перемещалась к верхнему краю плиты стока. Вот только сейчас она скользила в широкой полосе какой-то блестящей жидкости. Кровь! - мелькнуло у меня в голове, лишь только я охватил взглядом всю картину.

Столкновение как-то ушло от моего внимания: выходит, несчастный случай имел место еще четверть часа назад, в первой фазе аварии, когда у меня не было времени разглядываться по сторонам. Оказалось, что вырванный и с огромным трудом вытолкнутый вперед руль "ога" ударился в боковую часть цистерны. Летя со скоростью нескольких сантиметров в секунду, что в мире статуй соответствовало скорости пушечного снаряда, он разорвал металл резервуара на значительной длине. Минуту назад, перед тем, как статуя столкнулась с поверхностью склона, на нее из цистерны выплеснулась приличная порция солярки. Ничего опасного в таком купании не было; если бы не кляп в виде загубника кислородного аппарата, я бы сейчас облегченно рассмеялся, поскольку в первый момент мне показалось, что статуя скользит в луже крови, вытекшей из ее собственного разбитого тела.

Статуя скользила по "пандусу" еще целые пятнадцать минут. Несколько поднятая голова не касалась поверхности плиты; она прошла под барьером в том месте, где пандус сворачивал в сторону шахты; там же тело попало на вертикальный трамплин, добравшись до конца мраморного помоста. И здесь произошло то, чего, очевидно, и следовало ожидать: статуя не упала резко вниз, но все так же висела в пространстве, несмотря на отсутствие опоры, она поднималась все выше по мере удаления от порожка. Тело продолжало лететь по траектории, которая из прямой мягко переходила в очень вытянутую параболу. Легко можно было догадаться, что, в связи с большой начальной скоростью, при одновременном отсутствии препятствий на значительной протяженности пути, этот человек упадет на приличном расстоянии от места, в котором разбился его автомобиль.

Впервые я мог осмотреться уже осознанно. Уже не подгоняемый спешкой, я поднялся высоко над зданием шахты. В течение моего трехсекундного отсутствия, в его окружении произошли некоторые изменения. Прежде всего, в глаза бросалось нарастающее среди людей новое замешательство, которое накладывалось на старую картину паники. Значительное количество окаменевших на бегу фигур находилось на тротуаре, задрав головы к верху. Толкучка у входа со стороны площади сделалась поменьше. Да, люди все так же напирали один на другого, но теперь, как правило, уже в другом направлении.

Из динамических поз статуй следовало, что перед тем все сбегались в сторону центра с безумным намерением как можно скорее прорваться в станцию лифтов. К сожалению, в этих условиях для большинства это было невыполнимо. Передо мной был трагический образ, столь типичный для всякой паники: перепуганные обыватели желали пробиться к эскалаторам и пандусу практически одновременно, и потому-то никто туда добраться практически и не мог. Потрясающие сцены в забитых переходах привели к тому, что собравшиеся там людские массы практически не двигались.