Андрей Саломатов - Проделки Джинна (авторский сборник)

Во время мстрельбы Лупцов и Иван Павлович поспешили убраться с дороги, поближе к желтой стене. Не дожидаясь развязки, они вернулись на перекресток и с той же скоростью поспешили в сторону проспекта Вернадского.

— Может, вернемся? — предложил Лупцов. — К центру, наверное,, все дороги перекрыли. Давай уж сразу. А, Иван Павлович? — Иван Павлович промолчал. Громко и с присвистом дыша, он очень целенаправленно шел вперед, лишь иногда перебрасывая сумку из одной руки в другую.

5.

И все же им пришлось вернуться. Иван Павлович хотя и храбрился, но довольно быстро выдохся. Он все время кряхтел и охал, перекладывал тяжелую сумку из руки в руку, пока, наконец, Лупцов не отобрал ее силой.

Обратно они шли по улице Удальцова, сделав довольно приличный крюк. Иван Павлович шагал молча, насупившись. Один раз он попытался оправдаться, сказал:

— Я бы бросил ее, но сам знаешь, там продукты и документы.

— Да, ладно тебе, — ответил Лупцов, — дойдем, дойдем. Давай–ка остановимся перекурим. Мне что–то тоже надоело ногами перебирать.

Во дворе дома, в детской песочнице они увидели семью из четырех человек. Родители и двое детей сидели на бортике и перекусывали, разложив свертки с едой на коленях и рюкзаках. Отец семейства был похож на супермена — спортсмена, продавца или официанта. Его жена, одного с ним возраста — видимо, учились в одном классе, — выглядела куда более старой. Измученная, с ярко и грубо накрашенным лицом и безвкусными кудряшками, она больше была похожа на домработницу или воспитательницу его детей. Ее унылое лицо, сутуловатость и некоторая похожесть на меланхолично жующую корову чем–то показались знакомыми Лупцову. Знакомым ему показался и отец семейства, у которого на коленях лежала двустволка. Вид у него был недовольный и даже угрожающий, а когда Лупцов с Иваном Павловичем подошли поближе, супермен громко и внушительно сказал:

— Не подходи, буду стрелять! — После этих слов он отложил хлеб в сторону, взял ружье и навел стволы на непрошенных гостей.

Иван Павлович остановился, как вкопанный. Он хотел было возмутиться, но Лупцов опередил его и доброжелательно сказал:

— Мы не подойдем, не бойтесь. Мы хотели узнать, может, вы что–нибудь знаете? Что случилось–то?

— Если бы я знал, я бы давно академиком был, — спокойно ответил отец семейства.

— А куда вы идете? — спросил Лупцов. — Я не так просто спрашиваю. Мы уже несколько часов кружимся здесь. В центр не пускают, что делать — непонятно.

— Мы тоже ничего не знаем, — ответил отец семейства. — Дома жить невозможно — черт те что творится. Сплошной полтергейст. Нашествие барабашек. «Войну миров» читал? — Его жена, видимо, долго крепившаяся, как была с полным ртом, так и разрыдалась, и тут же вслед за ней заплакали дети.

— На «Войну миров» это непохоже, — сказал Лупцов и бросил обе сумки на землю.

— А ты хочешь, чтобы точно, как в книге, было? — усмехнулся супермен.

— Я ничего не хочу, — мрачно ответил Лупцов. — У тебя спички есть? Свои дома забыл.

— Есть, — ответил отец семейства. Он полез в карман, достал спички, но как только Лупцов двинулся к нему, снова взялся за ружье. — Не подходи. Стой лучше там. — После этого он бросил коробку Лупцову.

Курил Лупцов совсем недолго. Его раздражал этот тип с двустволкой и жующая плачущая женщина. Сделав несколько затяжек, он бросил сигарету и кивнул Ивану Павловичу. Тот сидел на своей сумке и рассматривал пятно голубовато–серебристой плесени под ногами. Он даже потрогал пятно пальцем, понюхал палец и вытер его о брюки.

По дороге домой им довольно часто попадались люди с вещами и без вещей. На улицах у всех было одно и то же выражение: страх и недоумение, и лишь один раз откуда–то из–за дома выскочил здоровый, разбойного вида молодой человек с кривым толстым дрыном в руках. Еще издали парень закричал:

— Мужики, слышь, мужики. Что случилось–то?

— Сами не знаем, — на ходу ответил Лупцов.

— Вы не эти..? — крикнул парень и покрутил дрыном в воздухе.

— Не эти, не эти, — ответил Иван Павлович, а парень пошел рядом, принялся рассказывать, как у магазина он увидел очередь, подошел узнать, чего стоят, а ему так никто ничего и не ответил. Все молчат и только кривляются. Строят рожи и молчат.

— Страшно, — признался парень, — честное слово, страшно стало. Я на лица ихние смотрю, а у них глаза, как стеклянные у всех. А сами толкают друг друга, дергают. Руки у всех опухшие… ты бы видел. У тебя курить есть? — обратился орн к Лупцову. Разговорчивый здоровяк получил сигарету и, неожиданно, со смехом сказал: — Я их вот этой палкой разогнал. Знаешь, бью, а они как резиновые, — палка отскакивает. — Лупцов представил, как этот громила в одиночку разогнал толпу и спросил:

— И что, разбежались?

— А как же, — самодовольно ответил парень, а затем поправился, — ты знаешь, честно говоря, я не понял. Они вроде бы и разбежались. Я же тебе говорю, жутко смотреть. Я их дубинкой охаживаю, а они как–то и внимания не обращают, разошлись и давай друг друга дубасить. Цирк! — громила махнул кому–то рукой на прощанье и сказал: — И чего народ разбегается? Их же мало. Час назад тварь какую–то в яме сожгли. Визжала, как свинья. — Лупцов вспомнил лейтенанта милиции, и его слегка передернуло.

Домой они вернулись ближе к вечеру. Солнце закатилось за крыши домов, и небо сделалось таким плотным и сочным, таким насыщенным, что воздушная толща напоминала вполне материальный гигантский купол из пластика.

Свою квартиру Иван Павлович нашел открытой, с изуродованной дверью. Внутри царила разруха, будто по ней парогнали стадо слонов. В поисках припрятанных сокровищ грабители повыкидывали вещи из ящиков. Коробки и чемоданы были варварски раскурочены, а стекла в шкафах и посуда зачем–то перебиты.

От неожиданности и возмущения Иван Павлович долгое время изъяснялся одними междометиями. Он ловил ртом воздух, кидался из одной комнаты в другую и, наконец, обрел речь:

— Война! Самая настоящая война!

— Да, действительно, не стоило уходить, — сочувственно сказал Лупцов. — Пойду я, Иван Павлович, посмотрю, как там у меня. Брать там нечего. Перевернут только все, гады, убирай потом за ними.

— Ты посмотри и — назад, а, Игорек, — попросил Иван Павлович. — Я не боюсь. Нет. Просто противно теперь здесь сидеть. Это же помойка, а не квартира.

— Так, может, пойдем ко мне? — предложил Лупцов. — Ну что теперь, сторожить, что ли, это? — Он кивнул на разбросанное белье, бумаги и фотографии.

— Нет, Игорек, надо убрать, — ответил сосед. — Мои вернутся, испугаются. Ты давай, возвращайся. У тебя, небось, и есть нечего. А у меня консервы. И хлеб найдется.