Антонин Сель - Бунт машин

Криптон вдался в технические подробности, но Трепидекс дремал, а Каботина не слушала. Страшно усталые, оглушенные всем этим гамом, чувствуя головокружение среди нескончаемого беснования маховиков, кранов и молотов, Трепидекс и Каботина пожалели, что не отклонили приглашения Жавиля. Едва отвечая инженеру, они при первой же возможности распрощались с ним и вздохнули свободно только в моторе, который помчал их к центру города.

— Ты передавишь этих двуногих животных, мой милый, если будешь так нестись, — заметила Каботина, — побереги свои силы для князя Волкани. Может быть, мы застанем его на страже у моего отеля.

Волкани, однако, не оказалось. Трепидекс проводил свою подругу до вестибюля, пожал ей на прощание руку и двинулся обратно, но она его удержала.

— Побудь со мной немного. Нам не удалось поболтать со вчерашнего вечера. Ах, какой ты непоседа.

— Король непосед, мой друг, — улыбнулся Трепидекс, — ты еще не знаешь.

Она прервала его:

— Знаю. Графиня Гандур рассказала мне обо всем сегодня ночью на яхте, пока вы голосовали. Но его величеству королю «Недели безумств» нужна королева, не так ли?

Каботина вопросительно взглянула на Трепидекса; тот скорчил кислое лицо.

— Ах, — пробормотал он, — как они мне надоели.

— Кто?

— Члены нашего клуба. Ты думаешь, что это меня забавляет?

— Из нас выйдет великолепная королевская чета, мой друг.

Трепидекс покачал головой.

— Почему нет? — спросила Каботина.

Трепидекс пожал плечами.

— Вот увидишь, — сказала молодая женщина.

— Нет, не увижу. У меня уже есть королева. Я должен был пригласить…

Каботина побледнела.

— Не сердись… Выслушай меня…

— И ты осмелился сделать это? — взвизгнула Каботина.

— Да, ведь, это было необходимо. Слушай… это так просто… ты же не ребенок. Ты знаешь, каковы мои расходы… Одним словом, как и всем, мне нужны деньги. Мои доходы улетучились; капитал последовал за ними. Я ненавижу арифметику, и мне неприятно говорить с тобой на эту тему, но ты понимаешь, не будет денег, не будет ни авто, ни драгоценностей, ни отеля, ни туалетов, словом — ничего. Какое тебе дело до того, что я собираюсь жениться на богатой наследнице?

— Решительно никакого, — отрезала Каботина. — Любовь — ерунда, но мы говорили о «Неделе безумств».

— «Неделя безумств» служит приманкой, — сознался Трепидекс. — Ты умна, ты понимаешь, в чем дело, я говорю открыто, я женюсь столько же ради тебя, сколько и ради себя; я чертовски честен.

— Черт побери! — воскликнула Каботина.

— Сознайся, что я поступаю хорошо?

— Как ее зовут?

— Гамина Брассер-д’Аффер.

— А… а…

— Ты видишь, она совершенно безобидна.

— Иди к ней и скажи, что вышло недоразумение, что так как «Клуб неистовых» выбрал меня в королевы в твое отсутствие, ты не можешь отменить этого, но ты можешь предложить ей быть фрейлиной.

— Невозможно, — запротестовал Трепидекс.

— Тогда напиши ей.

— Легко сказать…

— И ты думаешь, — произнесла Каботина тоном, не предвещавшим ничего хорошего, — что я позволю тебе обокрасть меня?

— Обокрасть?…

— Да, обокрасть. «Неделя безумств» — это театр, а я актриса. Это реклама, а мне как раз и нужна она. Каждая печатная строка обо мне, каждая помещенная в газете фотография увеличат мою ценность; нельзя пренебрегать ни интервью, ни сплетнями, ни разговорами, чтобы привлечь внимание публики. Читая ежедневно чье-нибудь имя, одно и то же, всякий начинает невольно думать о нем; имя становится известным, равно как и обладатель или обладательница его. Не так-то легко завоевать положение. Три года тому назад я симулировала самоубийство; в прошлом году я застраховала свои ноги; в начале зимы все газеты писали, что я потеряла свои жемчуга; я записалась первой в списке щедрых жертвователей пострадавшим от недавнего землетрясения; я заменила свою собачонку львенком; я носила шляпы с ремнем под подбородком; я разводила горошек в своем салоне, наконец, я взяла тебя в любовники… Да, да, мой друг, ты так же входишь в мою программу, как и я в твою; за мной ухаживали люди побогаче тебя, все это знают и говорят; я создала тебе известное положение в свете, ты обязан мне своим президентством в Клубе; без меня тебя бы, может быть, и не избрали королем «Недели». И в благодарность за все ты поворачиваешься ко мне спиной и отталкиваешь меня в ту самую минуту, когда я собиралась пожать плоды своей изобретательности. По твоей вине я лишусь всемирной известности, упущу случай, который может не повториться. Ну, нет!

Каботина скрестила на груди руки; глаза ее метали молнии. Трепидекс искал слов, чтобы ее успокоить.

— Ну, полно, — робко начал он, — ты и так знаменита, твой талант…

Она рассмеялась.

— Мой талант. Нет. Мое тело. Я говорю откровенно. Я не артистка. Я сознательно выбрала себе псевдоним — Каботина, актерка. У меня нет таланта, но есть красивое тело и ум. Ты говорил о своих делах, теперь я говорю о своих. Тем хуже для тебя, если ты не понимаешь, что в случае отказа я буду бороться. Женись на Гамине, это твое дело, но я хочу быть королевой и буду… Я буду ею потому, что ты побоишься скандала. Я готова к борьбе; я не побоюсь пойти к Брассер-д’Афферу и отделать и его и его девицу. Куда они суются? Пусть убираются с моей дороги… Даю тебе срок до завтрашнего вечера, чтобы все исправить. Ступай!

Трепидекс колебался.

— Ты шутишь? — бормотал он.

— Ступай! — повторила Каботина.

И так как ноги его не слушались, она взяла его за плечи и вытолкала за дверь.

IV

«Даю тебе срок до завтрашнего вечера».

Трепидекс управлял своим автомобилем, как автомат: его глаза смотрели, но не видели, руки и ноги работали, но помимо воли; все рефлективные движения воспроизводились машинально; словом, двойник Трепидекса прямо у руля, сам же Трепидекс отсутствовал.

«Даю тебе срок до завтрашнего вечера».

Что делать? От Каботины всего можно было ожидать. И только 36 часов сроку. Перейти в наступление, пригрозить ей револьвером, если она разойдется? Ни к чему не приведет. Каботина поднимет крик, соберет вокруг себя толпу и ускорит тот скандал, которого во что бы то ни стало надо избежать. Попросить Гамину отказаться? Этого ему не хотелось. Напугать Брассер-д’Аффера, рассказав ему про Каботину? Изобразить ее шалой сумасбродкой, способной распустить сплетни в отместку за отнятый у нее призрачный трон, о котором она мечтала? Пожалуй, это было бы лучше всего. Но каково будет положение самого охотника за богатою невестой? Отец Гамины отнесется к нему с недоверием.