Норман Спинрад - Русская весна

И словно знамение с неба, внезапно загрохотало вдалеке и появилась едва заметная огненная точка – она с поражающей воображение скоростью уходила вверх, прошивая туман, – как будто на небеса восходил грозный ангел.

– Alors! – воскликнул Андре Дойчер. – Qu 'est-ce que c'est?? [5]

Джерри перехватил взгляд Роба, и они оба рассмеялись. В этот момент решение было принято.

– Ничего страшного, Андре, – сказал Роб. – Запуск из Ванденбурга, рядовое испытание противоракеты наземного базирования.

Почти такой же грохот, раздавшийся куда громче и ближе, оторвал Джерри от этих воспоминаний. Он очнулся и прижался носом к иллюминатору, тщетно пытаясь что-нибудь разглядеть.

– О, Господи, что это? – воскликнула пожилая дама в соседнем кресле.

– "Антонов-300" идет на взлет, – предположил Джерри. Он знал, что никакой другой гражданский самолет не орет так ужасно при взлете.

До тех пор, пока рев ускорителей "Антонова" не встряхнул его, Джерри дремал в заколдованном мире, где интерьер одного самолета или аэровокзала не отличается от другого и все воздушное пространство кажется связанным в единое целое неким грандиозным аэропортом – с отростками по всей стране, как у амебы, – замкнутый мир, совершенно немыслимый вне Америки.

Но сейчас старинный "Боинг-747" компании "Пан Уорлд" выруливал к главному терминалу аэропорта Шарль де Голль, и на гудронированной рулежке, соединяющей терминал со взлетно-посадочными полосами, Джерри увидел еще двух "Антоновых". Самолеты были окружены поездами багажных тележек – точь-в-точь как "боинги" на земле Лос-Анджелеса. Один "Антонов" был выкрашен в красно-бело-голубые цвета Британской авиакомпании, другой – украшен крылышками, серпом и молотом "Аэрофлота", – и только теперь Джерри уразумел, что он уже не в Канзасе.

"Антонов-300", самолет, давший русским долгожданный выход на мировой рынок, когда-то возил на себе космические челноки. И вот на этого монстра – до того переделанного из старого военного транспорта – дополнительно установили два двигателя. Самый большой в мире самолет стал самым крупным авиалайнером. С полным запасом горючего в гигантских баках он мог перевезти тысячу пассажиров с багажом на расстояние в десять тысяч километров, при скорости восемьсот километров в час – с сомнительным, правда, комфортом. Но плюс к тому – сто человек в просторном и роскошном первом классе на верхней палубе, на месте опор для челнока. Все это делало самолет самым рентабельным в мире – самая низкая стоимость одного пассажиро-километра.

Понятно, что столь тяжелая машина нуждалась в длинной взлетно-посадочной полосе – таких не было в большинстве коммерческих аэропортов. Русские решили проблему в своей примитивной и неумной силовой манере: они установили выносную консоль за основным шасси и водрузили на ней батарею твердотопливных ускорителей – очевидно, двигателей от старых ракет средней дальности. Они-то и грохотали при взлете.

В "Роквелле", где создавали гиперзвуковые бомбардировщики, исполняющие "Полет валькирий" под многоголосый аккомпанемент кассетных бомб, над "Антоновым'' потешались.

Но оказалось, что этот реликт эпохи технологического средневековья вблизи чем-то привлекателен. Было в нем нечто такое, чем непременно восхитились бы Жюль Верн и Раби Голдберг. Старенький "Боинг-747", сам когда-то считавшийся крупнейшим авиалайнером, теперь бочком пробирался к терминалу мимо "Антонова" и казался рядом с ним маленьким – как самолеты внутренних линий рядом с "боингами" на лос-анджелесской земле всего четырнадцать часов и полмира назад.

Напоминает какую-то карикатуру на русскую технологию, подумал Джерри, когда "Антонов" оказался вблизи. Огромный, мощный и грубый, будто собранный из деталей, найденных на помойке, – склеенных жевательной резинкой и прикрученных проволокой. Но зато он дешев, и он работает, напомнил себе Джерри. Ты, конечно, можешь смеяться над тем, как русские его делают, но они-то смеются всю дорогу к банку.

Если американцы способны создавать неуловимые гиперзвуковые бомбардировщики, почему же "Роквелл" или кто-нибудь подобный не построил первоклассный лайнер и не перехватил рынок дальних перевозок за счет скорости и комфорта?

Почему он работает над проклятыми "санями", вместо того чтобы делать пилотируемые корабли? Почему русские снарядили экспедицию на Марс, а американцы до сих пор топчутся вокруг базы на Луне? Почему ЕКА, а не "Роквелл" или "Боинг" создает прототип космоплана?

Ответ содержался в двух словах – они отравляли Джерри жизнь: "Космокрепость Америка".

Вот куда два десятилетия кряду шла львиная доля бюджета – и при республиканской и при демократической, администрации. Джерри вспомнил историю, рассказанную Робом, когда Джерри учился на втором курсе, а программа еще называлась "Стратегическая оборонная инициатива".

"Сижу я как-то на полудохлой вечеринке с компанией инженеров-космиков, и все они несут бодягу насчет контрактов своих компаний – на разработки для СОИ. Лазеры с ядерной накачкой, орбитальные отражатели, электромагнитные пушки и прочее дерьмо. О'кей, говорю я для веселья, – как насчет крюкозахватного оружия? Кувыркается себе на орбите и поджидает запуска русских, а когда надо, посылает связку крюков, и те пристегивают русские ракеты к стартовым конструкциям в аккурат перед запуском. Мужики посмеялись, но у двоих – из "Локхида" – вроде лица оживились. Да, сказал один, думаю, удастся получить тысяч двадцать на предварительную проработку. Через годик узнаю – они это сделали. Пентагон отвалил им миллионов сто, прежде чем понял, что его надули".

Америка становилась самой обороноспособной страной третьего мира; лучшие и умнейшие делали ее такой и мочились в бутылочки, чтобы сохранить эту привилегию, а русские пока летали к Марсу и продавали своих "Антоновых", а Объединенная Европа подумывала о шикарных отелях на геосинхронных орбитах.

"Ладно, оставим это, – с раздражением подумал Джерри, когда пассажиры толпой двинулись к выходу. – Я все равно люблю космическое дело".

Он вытащил сумку из-под сиденья и теперь стоял в проходе, набитом людьми, как банка – сардинами.

Наконец после обычного неизбежного, бесконечного ожидания дверь открылась, и Джерри вместе с медлительным людским потоком двинулся через взлетную полосу, потом очутился в автопоезде, миновал голографические рекламы с неистовым обилием гологрудой красоты и непонятными французскими надписями и попал в людской хаос зоны прибытия. Из автопоездов текли другие потоки пассажиров – от всех радиальных отростков огромного вокзала.