Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 4

Первое — это Долина Теней — большое мрачное ущелье, что начинается меж двух серых скал. Оно заросло зеленовато-серой травой, и чем дальше скользит по ней взор, тем гуще тени, пока не разверзнется перед вами абсолютная тьма межзвездного пространства. Точнее, беззвездного, потому, что здесь нет ничего — ни звезд, ни комет, ни метеоров, ничего!

Второе — безумная картина Беклина. То место, которое я только что видел во сне.

Причем Остров Мертвых представляется мне более зловещим и мрачным. Долина Теней содержит хоть какой-то намек на умиротворенность. Наверное, из-за того, что я не создавал Долину, не проливал свой пот над нюансами ландшафта, выверяя каждую ноту его эмоционального звучания. Но зато в самом сердце планеты, которая могла бы стать вторым Эдемом, много лет тому назад я воздвиг Остров Мертвых, и он настолько врезался в мое сознание, что я не мог ни на мгновение забыть о нем все это время. Более того, я сам стал частью меня самого. И сейчас эта часть моего «Я» взывала ко мне единственным доступным для нее способом — отвечая на мои молитвы. Это было предупреждением, я чувствовал это. И в то же время Остров был своего рода знамением, смысл которого со временем, быть может, откроется мне.

Хотя эти чертовы знамения могут так же хорошо запутать человека, как и указать ему на что-то.

Но там, во мраке моих видений, была Кати. Она видела меня. И значит, есть еще надежда…

Я включил экран и стал рассматривать спирали света, закручивающиеся как по часовой стрелке, так и против нее, вокруг невидимой точки, лежащей прямо по курсу. Это были звезды, но только видел я их сейчас как бы изнутри пространства. Пока я висел таким образом и Вселенная проплывала мимо меня, я чувствовал, как вспыхнул жир, заполнивший мою душу, как внутренний огонь выжигал пласты десятилетий. И наконец тот человек, в облике которого я жил так долго, умер. Но я знал, что Великий Шимбо, Шимбо из Башни Темного Дерева, Шимбо-Громовержец все еще жив!

Я смотрел на звездный волчок с благодарностью, печалью и гордостью, как человек, проживший предназначенную ему жизнь и вдруг узнавший, что это не конец и что, возможно, ему предстоит еще одна попытка.

Немного погодя космический водоворот всосал меня в свой темный центр, где таился сон без сновидений — спокойный и мирный. Совсем как в Долине Теней.

Прошло недели две, прежде чем Лоуренс Дж. Коннер привел «Модель Т» в порт на Альдебаране-5 который назывался по имени своего первооткрывателя — Дрисколл. Две недели я провел внутри корабля, хотя сама фазоинверсия вообще не отнимает времени Только не спрашивайте меня почему. У меня нет времени, чтобы писать научную диссертацию. Но реши вдруг Лоуренс Коннер повернуть обратно, он смог бы еще пару недель позаниматься гимнастикой, чтением и самоанализом. И прибыл бы назад в тот же день, когда Фрэнк Сандоу покидал планету, только ближе к полудню, приведя всю живность в неописуемый восторг. Однако Коннер такого решения не принял. Вместо этого он помог Сандоу организовать кое-какое дельце, связанное со всякими там вереском, шиповником и прочими корешками. Разумеется, он не собирался заниматься никаким бизнесом, но ему нужно было прикрытие, пока он распутывал ту запутанную головоломку, в которой оказался. А может быть, это были кусочки разных головоломок, перемешанные между собой? Кто знает.

Я облачился в белый тропический костюм и надел солнцезащитные очки, потому что в небе было лишь несколько крошечных оранжевых облачков, и солнце обрушивало жаркие волны, которые разбивались о белесые плиты тротуара, отражаясь от них струящимся вверх теплым воздухом.

Я взял напрокат глайдер и поехал в квартал, где селились преимущественно художники. Это местечко называлось Миди и было, на мой взгляд, сверх меры пестрым и кричащим, а также слишком уж приморским. Все его здания — башни, кубы, овоиды, что люди называли своими домами, офисами, мастерскими, магазинами — были построены из особого материала глассита, который можно при желании сделать прозрачным или придать ему любой цвет и оттенок. Это достигалось довольно простым вмешательством в молекулярные процессы.

Я искал улицу Нуаж, расположенную у самого моря, и мне пришлось проехать через весь город, постоянно менявший свой цвет. Стены зданий здорово напоминали мармелад — малиновый, земляничный, вишневый и так далее, со множеством ягод внутри.

Я нашел нужный мне дом. Рут была права — здесь многое изменилось, хотя адрес остался прежним.

Некогда тут был заповедный уголок, успешно противостоящий наступающему со всех сторон мармеладу. Так было в те времена, когда мы жили вместе с Рут. Теперь последний оплот сопротивления пал, мармелад захватил весь город. Там, где раньше высокие оштукатуренные стены окружали мощенный камнем двор, где под аркой чернели железные створки ворот, войдя в которые вы оказывались в маленьком садике с прудом и солнечными зайчиками от воды на грубом камне стен, — там теперь стоял мармеладный замок с четырьмя высокими башенками. К тому же малинового цвета!

Припарковав машину, я пересек радугу-мостик и коснулся клавиши домофона на стене.

— Этот дом свободен, — сообщил мне механический голос из спрятанного динамика.

— Когда вернется мисс Лэрис? — поинтересовался я.

— Дом свободен, — повторил голос. — Если вы желаете его приобрести, то можете обратиться к Полу Глиддену из компании «Солнечный дождь, Инк.», адрес — авеню Семи Вздохов, 173.

— Не оставила ли мисс Лэрис нового адреса?

— Нет.

— Не просила ли она кому-либо что-нибудь передать?

— Нет.

Я вернулся к своему глайдеру, поднял его в воздух на разрешенные в городе восемь дюймов и направился в сторону авеню Семи Вздохов, которая раньше называлось просто Главной улицей.

Мистер Глидден оказался толстым и совершенно лысым, если не считать седых бровей — тонких, будто нарисованных одним росчерком карандаша. Под ними находились глаза — темно-серые и очень серьезные. Еще ниже был рот — розовый, с плотно сжатыми губами. Мистер Глидден, должно быть, не улыбался даже во сне. Чуть выше рта имелось некое курносое образование, сквозь которое он вдыхал и выдыхал воздух. Наверное, это был нос, просто он был едва заметен из-за жирных щек, словно слепленных из огромных кусков теста. Щеки грозили в любой момент подняться еще выше и поглотить не только нос, но и все остальные черты его лица, превратив голову в гладкую, задыхающуюся глыбу жира с маленькими торчащими ушами, в которые были продеты сапфировые серьги. Он был такой же красный и румяный, как и рубаха, прикрывающая северное полушарие его необъятного живота.