Виталий Фролов - Цивилизация страуса

— А как вы решили эту проблему?

— Мы пересадили вам новое сердце.

— Чье?

— Ваше, — сказал доктор. — Выращенное из ваших же клеток. Собственно говоря, такие операции и в ваше время уже умели делать, пусть и не массово. Главная сложность была в том, чтобы решить проблему выхода из криостазиса без потерь для организма. Вот ее мы научились решать сравнительно недавно.

— Впечатляет, — сказал Гусев. — И сколько времени я был мертв?

— Это не совсем правильный термин…

— К черту термины, — сказал Гусев. — Сколько?

— Тридцать семь лет.

— Не так уж много, — заметил Гусев.

— Медицина не стояла на месте.

— И сколько человек вам уже удалось вернуть к жизни?

— По правде говоря, вы первый.

— Ага, — сказал Гусев.

— У вас, должно быть, шок от таких известий, — сказал доктор. — Выпейте успокоительное…

— Нет у меня никакого шока, — сказал Гусев.

— А должен бы быть, — заметил доктор. — Такие новости кого угодно огорошат.

— Я немного взволнован, — сказал Гусев. — Но шока у меня нет, в истерику я впадать не собираюсь, и успокоительное мне без надобности.

— Уверены в этом?

— Вполне.

— Если передумаете, вызовите медсестру.

— Обязательно, — сказал Гусев. — Значит, какой сейчас на дворе год?

— Две тысячи пятидесятый.

— Летающие автомобили уже появились?

— Нет.

— Жаль.

— Тем не менее, изменения в обществе есть, — сказал доктор. — О них вам стоит поговорить с вашим консультантом. Он расскажет, что вам следует делать дальше. После того, как мы вас выпишем.

— А когда вы меня выпишете?

— Дня через три, — пообещал доктор. — Физически с вами все нормально, но нам нужно сделать серию контрольных тестов. А вам — лучше узнать тот мир, в котором вам теперь предстоит жить.

А вот консультант оказался Гусеву приятен.

Консультанта звали Аркадий Оттович Кац, и на вид ему можно было дать лет шестьдесят. Он носил бежевый костюм-тройку и галстук бабочку, и в его маленьком кабинете стоял отчетливый запах табака. Гусев, который, как выяснилось, не курил уже тридцать семь лет, внезапно почувствовал острую потребность в живительном никотине, и Кац сразу это понял, чем Гусева к себе расположил.

— Хотите курить?

— Хочу.

Кац молча достал из кармана пачку «мальборо» и вручил ее Гусеву.

— А мне можно? — спросил Гусев.

— В нашем с вами возрасте все можно, — сказал Кац. — Я ведь почти ваш ровесник, знаете ли.

— Занятно, — сказал Гусев. Курить хотелось все больше и больше, и просто смотреть на пачку сигарет было выше его сил. Гусев выудил из пачки одну сигаретину и сунул ее в рот. Оглядел поверхность стола в поисках зажигалки.

— Ах да, — сказал Кац. — Они самовозгорающиеся. Просто сделайте затяжку.

Гусев затянулся, на кончике сигареты тут же загорелся знакомый ему огонек, а легкие наполнились дымом. Гусев закашлялся.

— Подождите, я открою окно, — Кац бодренько вскочил из-за стола и бросился к стеклопакету.

Гусев машинально проследил за ним взглядом. Окно выходило во внутренний двор клиники, и никаких примет будущего за ним не обнаружилось. Двор и двор, тысячи их.

— А вы сами не закурите? — спросил Гусев.

— Давайте лучше по очереди. А то как бы пожарная сигнализация не сработала.

— Разумно, — вторая затяжка показалась Гусеву прекрасной. По телу разливалась истома. — Значит, пропаганда здорового образа жизни так и не прижилась? Никотин не объявили вне закона? Когда я… ну, словом, к этому вроде бы шло.

— Оно и сейчас к этому идет, — сказал Кац. — И будет идти еще очень долго. У производителей табака обнаружилось могучее лобби. К тому же, сигареты стали безопаснее. Сами загораются, сами потухают, если ими постоянно не затягиваться. Содержание смол урезали, все такое.

— Чудесно, — сказал Гусев. — Что еще мне следует узнать о новом дивном мире?

— Он не такой уж и новый, — сказал Кац. — И не такой уж и дивный, если вы понимаете, о чем я.

— Понимаю, — сказал Гусев. — Но жизнь стала лучше? Жизнь стала веселее?

— Жизнь стала… другая.

— И в чем это выражается?

— В разном. По большому счету, во всяких мелочах.

— Вы — потрясающий консультант, — сказал Гусев.

— Я не консультант, — сказал Кац. — То есть, я, конечно, числюсь консультантом. Теоретически. Но на практике вы первый, кого мне доводится консультировать по такого рода вопросам.

— У меня это тоже первая консультация по такого рода вопросам, — сказал Гусев. — Так что условия у нас равные.

— Можно задать вопрос?

— Конечно.

— Понимаю, что это не мое дело, но…. Почему вы заключили этот контракт? Я имею в виду, в то время большинству людей это казалось чуть ли не дикостью, причем довольно дорогой дикостью, и люди в нашу контору косяком не шли. Тем более, такие молодые люди, как вы.

— Девушка меня заставила, — честно сказал Гусев. — Это был тот случай, когда проще было согласиться и заплатить, чем объяснять, почему нет.

— Что ж, в итоге она оказалась права и вы теперь обязаны ей жизнью. Второй.

— Должна же она была оказаться права хотя бы раз, — сказал Гусев. — Я-то тогда тоже считал, что это дикость и деньги на ветер.

— Но все же согласились?

— Как видите, — сказал Гусев. — Она все ныла и ныла, ныла и ныла, и я рассудил, что полтинник грина[5] на двоих — не такие уж большие деньги за то, чтобы она заткнулась.

— Видимо, у вас были высокие отношения, — съехидничал Кац.

— О да, — сказал Гусев. — Это были те еще отношения.

— Ладно, сначала я вам расскажу о юридической стороне вопроса, — сказал Кац. — Наш юрист сумел выправить вам общегражданский паспорт. Вот он.

Кац вручил Гусеву пластиковую карточку размером с обычную кредитку. На лицевой стороне красовалась гусевкая фотография тридцатисемилетней давности, взятая из его личного дела. Имя, отчество, фамилия, дата и место рождения, все как положено. С другой стороны карточки шли три магнитные полосы.

— Электронный паспорт, — пояснил Кац. На встроенном в него чипе записана вся актуальная информация. Действует как внутри страны, так и за ее пределами.

— Удобно, — сказал Гусев.

— Однако вы должны понимать, что с юридической точки зрения тридцать семь лет назад вы умерли, — сказал Кац. — Поскольку прямых наследников у нас не обнаружилось, ваша квартира и все ваше имущество отошли государству. Сейчас законы относительно криохранилищ и их пациентов несколько изменились, но, увы, обратной силы у них нет.