Вадим Шефнер - Человек с пятью не, или Исповедь простодушного

- Э, не он первый, не он последний, как у вас на Земле говорится... Ладно, обещаю тебе, что твой братец сделает научную карьеру. Еще имеются пожелания?

Тогда я обратился к Васе с комплексным пожеланием:

- Пусть мои родители не хворают и живут долго! Пусть наш дом стоит долго, пусть он не сгорит от молнии, войны или неисправности печей, дабы портрет красавицы "Люби - меня!", находящийся под обоями в количестве 848 экземпляров, не пострадал до конца моей жизни и даже дольше!

- Принимаю к исполнению, - ответил Вася. - Выкладывай следующую просьбу.

- Последняя моя просьба такая, - сказал я. - Если где-нибудь, когда-нибудь, кто-нибудь ко мне обратится с просьбой и если я обращусь к тебе с просьбой выполнить эту просьбу, то пусть эта просьба будет выполнена.

- Заметано, - ответил Вася. - Я знаю, какая это будет просьба, и охотно ее выполню.

- Как же ты можешь знать, когда я и сам еще не знаю, что это будет за просьба?! - удивился я. - Ведь это я про запас, на всякий пожарный случай.

- А я вот знаю, - повторил Вася-с-Марса. - И охотно выполню.

- А как с тобой связаться? - спросил я.

- Очень просто, - ответил мой друг. - Ты подойдешь к телефону, снимешь трубку...

- А что я скажу телефонной барышне? - перебил я его.

- Телефонных барышень уже не будет. Будут АТС. Ты наберешь на диске одиннадцать единиц и пять пятерок - у меня очень простой номер, его легко запомнить... Ну а теперь нам пора расставаться.

Мы пожали друг другу руки, Вася влез в свой баллон, и дверца за ним захлопнулась.

Я покатил баллон к обрыву и сбросил его вниз, туда, где шумело Черное море. Баллон вначале падал как камень, но, не долетев до воды, вдруг замедлил падение, потом на миг застыл в воздухе и вдруг рванулся вверх. Он исчез в небе так быстро, что я даже не успел рукой помахать ему вслед.

Когда я вернулся в колонию и показал Васину записку, мне не поверили, что Вася отлетел. Все решили, что справку он написал в шутку, а сам, с моего ведома, убежал из колонии, чтобы вплотную заняться бродяжничеством. Однако я потребовал, чтобы все сомневающиеся пошли со мной в спальню и выслушали меня там. Когда я снова изложил все по порядку и потолок ничуть не покраснел, большинство мне поверило. Но некоторые поверили не целиком, а только до того места, где я столкнул Васину посудину в море. Они решили, что Вася рехнулся и я не должен был сталкивать его, ибо он, конечно, утонул. Напрасно я втолковывал, что он не утонул, а отлетел - в это маловеры не могли поверить. И вот они стали меня считать отъявленным лгуном и чуть ли не убийцей.

Отношение этих ребят ко мне резко изменилось. Мне начали подстраивать всякие мелкие неприятности. То, ложась спать, я обнаруживал под подушкой дохлую мышь; то, обуваясь утром, находил в своих ботинках козьи катышки. Жизнь моя стала невыносимой. Меня огорчали не столько все эти каверзы, сколько тот факт, что меня, ненавидящего ложь, считают лжецом.

Кончилось тем, что я пошел к Андрею Андреевичу и, не называя имен своих обидчиков, заявил, что больше жить в колонии не могу.

Выслушав меня, этот добрый человек сказал, что мне чертовски не везет. Но в утешение он поведал мне историю древнего грека Поликрата, которому с молодых лет чертовски везло, зато под старость так не пофартило, что с него живьем содрали кожу. И от души пожелал мне, чтобы у меня было все наоборот.

Затем Андрей Андреевич спросил меня, кем бы я хотел быть. Я ответил, что в смысле профессии я хотел бы пойти по стопам отца, то есть стать счетоводом. Тогда мой наставник сказал, что колония имеет право посылать своих питомцев в техникумы, где им несколько облегчаются условия приема и предоставляется общежитие. Но прежде я должен окончить семь классов школы в колонии и временно примириться со своими моральными трудностями, на что я ответил согласием.

И вот наконец настал день, когда я, снабженный документами и деньгами на дорогу, отбыл в Ленинград. В кармане моем имелась путевка в Ленинградский четырехгодичный счетно-финансовый техникум.

Не буду описывать вам свои впечатления от этого прекрасного города, в котором я очутился впервые. Об этом полнее и лучше сказано у классиков, а также у некоторых современных писателей. Что касается меня, то я безболезненно был принят на первый курс. Экзамен оказался нетрудным по случаю недобора. Устроилось дело и с общежитием, где я получил койку.

Приступив к учебе, я написал отцу о перемене в своей жизни. Вскоре он прислал мне ответное письмо, в котором одобрил мой выбор. Он советовал мне учиться старательно, чтобы хорошей успеваемостью хоть немного затушевать свои пять "не". Далее он намекнул, что хоть я теперь и имею счастье жить с Виктором в одном городе, но мне не следует посещать брата, дабы не уронить его во мнении окружающих. К своему посланию отец приложил очередную "заяву" Виктора, чтобы я мог порадоваться его успехам.

Многоуважаемые родители!

Настоящим заявляю, что мои творческие поиски привели меня к подлинным успехам. Прошу вас примкнуть к моему торжеству и спеть со мною песнь торжествующей любви! Не так давно я имел факт вступления в фактический брак с незабвенно полюбившей меня Перспективой Степановной, дочерью общеизвестного профессора антропофагии, ведущего кафедру анималистической лингвистики и хореографии в Институте Меланхолии и Вкусотерапии, каковой фактический морганатический брак был, для большей прочности, оформлен мной и Перспективой в райзагсе и в церквах православной и католической, а также в мечети, синагоге и буддийском храме.

Нокаутированный торжествующими фактами, профессор предоставил мне жилищную площадку для творческого взлета и обязался оказать помощь в продвижении в науку, дабы муж его дочери был достоин ее отца.

Р.S. Ввиду того, что пиротехнические геосинклинали и идиосинкразические трипанозомы имеют тенденцию к миокардической инфляции, а также принимая во внимание, что конвергенционные инкунабулы и психомоторные константы требуют трехфазной варикозной турбулентности, присылаю вам 50 (пятьдесят) рублей для ваших личных трат и увеселений.

Ваш талантливый Виктор.

Должен сознаться, что я не все понял в письме своего талантливого брата, но главное для меня стало ясно: он твердо вступил на путь науки, и теперь я могу быть за него спокоен. Вася-с-Марса честно сдержал свое слово!

За три учебных года я не пропустил ни одной лекции и, тщательно переходя с курса на курс, заслужил репутацию старательного студента. Жизнь моя текла спокойно, и никаких странных происшествий со мной больше не случалось. В свободное время я читал научно-фантастическую литературу, а иногда посещал кино, куда ходил совместно с одной студенткой по имени Сима, которая обратила на меня внимание. Иногда она приглашала меня к себе домой, и мы танцевали под патефон. Родители ее сочувствовали нашим отношениям и смотрели на меня как на жениха.