Рэдсайдская история - Джаспер Ффорде

техники, чем он сильно напоминал «Музей Того, Что Было» в Кобальте. В том городке было два «форда» модели «Т» – первый для общего пользования, а второй для охоты на шаровые молнии: сзади на нем был установлен арбалет, заряженный медным гарпуном, при выстреле тащившим за собой провода заземления. Обе машины как минимум на тысячу лет пережили свой расчетный срок службы, и их так часто ремонтировали, что они лишь отдаленно походили на первоначальный «форд» – мы это знали, поскольку к стене было пришпилено фото.

Также в большой мастерской был пресс, токарный станок и фрезерный станок, все работавшие от списанного Вечнодвижа, который крутил блоки и передачи на вале над головой. Считалось, что Вечнодвиж вырабатывал электричество для фонаря центральной улицы, в котором угольные стержни создавали дугу чисто-белого яркого света, но никто точно не знал, поскольку генераторная была заперта, а ключа ни у кого не было.

Но куда более интересной вещью в гараже Фанданго была его гордость и радость: гиробайк, заявка Восточного Кармина на аккумуляторную спринтерскую гонку Ярмарки Бесправилья. Гиробайк был красиво собран вручную самим Карлосом и представлял собой двухколесное движущееся средство с шинами в фут шириной, низким одиночным сиденьем и короткими толстыми наклоненными вниз рукоятками внутри закрытого обтекателя.

Вести байк должна была Джейн, но поскольку наше будущее было неопределенным, ей искали замену. Амелия Киноварная – двоюродная сестра Томмо – служила Помощницей Смотрителя под руководством Фанданго и, гоняя на байке во время многочисленных испытаний, была второй по скорости на велодроме Восточного Кармина.

– У нас есть шансы? – спросил я.

– Технически у нас хороший байк, – ответил Карлос, положив руку на гладкий, полированный черно-стальной бок машины, – но придется побить Джейми «Бешеную Суку» Можжевелли, которая будет гонять за Зеленый Сектор, а это будет трудно.

– Трудно или невозможно?

– Где-то посередине. Но у нас все же есть фора: большинство команд запасают энергию байков в шести маховиках, но я втиснул еще два. Приходится чуть дольше разгоняться до полной скорости, и компенсационные механизмы для безопасного поворота посложнее, но это должно помочь.

– Гораздо важнее, – сказала Амелия, которая тоже присутствовала, – чтобы вела его именно Джейн. Я гоняю быстро, но не как она.

– Я просил де Мальву отложить разбирательство вашего дела, – добавил Фанданго, – но он сказал, что Гуммигутиха не уступит.

– Она не фанатка гонок.

– Я слышал. Сегодня после обеда будет встреча, чтобы утрясти планы нашей команды на этот год – ты когда-нибудь состязался на Ярмарке?

– Мой оттенок горчичного взял в прошлом году второе место, – ответил я, – но сам я там не был, просто передал цифрами по телеграфу: 33–71–67. Боюсь, пока Ярмарка не введет дисциплины «улучшенные методы организации очередей», мне незачем участвовать.

Вошел Томмо, поздоровался с нами и присоединился к разговору:

– Если хочешь выступать на Ярмарке, ты всегда можешь организовать команду на соревнование «как много людей может набиться в шкаф предписанного размера». Я уверен, что в этой дыре найдется достаточно идиотов.

– Не думаю, что мы будем конкурентоспособны, – сказала Амелия. – Набивание гардероба давно уже достигло предела, так что этот конкурс действительно зажился.

– Зеленые все еще участвуют, – добавил Томмо, – и часто проводят всю Ярмарку запертыми в шкафу предписанного размера. Бывают и смертельные случаи, а также ходят неподтвержденные, но все же бесспорно смачные слухи о каннибализме.

Я был бы не прочь подольше поторчать в мастерской, но мы с Томмо вообще-то пришли сюда взять пару тяпок. Хотя мы не нисходили до земледелия, борьба с наступлением вредоносных чужеродных видов считалась уделом высших хроматийцев. Мы отметили в журнале, что взяли инструменты, и выступили в направлении Восточных ворот.

– Эй, Эдди, угадай что?

– Ты собираешься с настоящего момента вести честную и безупречную жизнь и отречься от всех своих интриг и дурного поведения?

– Еще чего. Давай еще раз.

– Ты вызвался стать декоративным отшельником города?

– Что? Нет. Я получил работу редактора и фотографа в «Меркурии Восточного Кармина» после убытия Северуса.

Он казался довольным собой, поскольку урвал лакомый кусочек – можно совать нос повсюду. Но, с другой стороны, напиши что-то не то, и обеднеешь на несколько сотен баллов, а в худшем случае пойдешь на Перезагрузку. Благоразумные редакторы газет освещают проблемы с урожаем, повторяют слова Манселла, перепечатывают речи префектов и торжественно публикуют впечатляющие, но полностью вымышленные производственные показатели города.

– Понятно, – сказал я, поскольку судьба прежнего редактора меня не радовала, – и, полагаю, это значит, что тебя не привлекут вместе со мной и Джейн к разбирательству фиаско в Верхнем Шафране?

– Верно думаешь. Госпожа Гуммигут согласилась снять с меня все обвинения взамен на детальную статью в «Меркурии» по поводу того, что Желтые намного лучше, чем все думают, – специально отметив их кристальную честность, приверженность процедуре и открытость. От меня хотят, чтобы я вел репортаж с судебного разбирательства: показания, защита, обвинение, наказание, все такое. Я буду наблюдать с мест для публики.

– Значит, Салли Гуммигут отпустила тебя? Чрезвычайно великодушно с ее стороны.

– Не совсем чтобы так, – весело отмахнулся он. – Меня – как бы это сказать – оставили на черный день.

– Есть ли что-то, чего ты не сделал бы ради своего успеха? – спросил я, поскольку ни для кого не было секретом, что Салли почти регулярно использовала Томмо в постели, и это служило еще одной причиной ему ни на йоту не доверять.

– С меня сняли все обвинения, и теперь я редактор «Меркурия». Прикинь сам.

– Думаю, Виолетта тоже увильнет от разбирательства, раз у нее папаша Главный префект.

– А ты не слышал? Было установлено, что Виолетта «вне всякого сомнения» непричастна к смерти Кортленда. Она была оправдана во всех проступках, получила статус «расстроенного свидетеля, нуждающегося в сочувствии» и освобождена от работы на неделю.

– Неудивительно, – сказал я.

– Ага, – согласился Томмо, – и поскольку у Виолетты нет работы, от которой ее можно освободить, ей выдали компенсацию наличными.

– Ясно.

Мы прошли мимо цветоразборочной, зернохранилища и наблюдательной вышки и вскоре достигли границы городка, высокой дамбы со рвом, окружавшей город и увенчанной оборонительной изгородью из цеплючей ежевики, плотоядного растения, которое душит жертву, пока та не умрет с голоду или от усталости, а затем питается продуктами разложения, пока те впитываются в землю. Цеплючая ежевика не давала проникнуть внутрь большинству животных, кроме прыгучих козлов, которые ее легко перепрыгивали, а также наземных ленивцев и слонов – они просто проламывались сквозь нее.

– Мое первое назначение на Полезную Работу заключалось в том, что я сливал ненужный жир на корни этих колючек, – сказал Томмо, – и тогда я уже не особо нравился префектам.

– Моя первая Полезная Работа состояла в разрезании списанных перчаток города, чтобы использовать их на набивку игрушек и для лоскутных одеял, – ответил я.

Несмотря на запрет носить перчатки, их производство поддерживалось на предписанном уровне. Складировать их было бы непрактично, потому их пускали на переработку почти сразу же, как привозили в город.

– А ты никогда не пробовал их надевать? – спросил Томмо. – Ну, чисто по приколу?

– Возможно.

– Ну ты смелый. Я слышал, что в прошлом месяце Банти Горчичную застукали за ношением перчаток, – добавил он, – когда она подстригала колючки. Я думаю, что разбирательство по ее делу будет на разогреве перед вашим. Она соскочит, будучи Желтой, да еще при председательстве Бальзамина. Это будет то еще зрелище – перед вами еще шесть правонарушений. Я буду разносить напитки в перерыве и сдавать диванные подушки напрокат почасово. Дисциплинарные дела всегда популярны и дают возможность подзаработать несколько баллов.

Мы вышли из городка по подземному туннелю, проходившему под крутым земляным валом и закрытому с дальнего конца тяжелой деревянной дверью, затем сняли наши цветовые кружки и положили их в камеру хранения, поскольку Бандиты славились тем, что похищали ради выкупа людей высших оттенков. Но, как и с большинством страшилок, подтверждений этому, считай, не было. По пути из города я начинал ощущать неуловимое облегчение, словно с моих плеч сняли груз. Бывало, хотелось просто уйти и никогда не возвращаться, и будь что будет. Для этого был даже термин – ушельничество, – но глупая мысль об этой авантюре вскоре заглохла на корню от размышлений о множестве настоящих