Леонид Юзефович - Поиск-83: Приключения. Фантастика

Кабинет хозяина Афанасий содержал в отличном состоянии. На столе лежала стопка добытых им редких книг. Среди них самым ценным приобретением была «Божественная комедия» Данте. Иван листал книгу и был счастлив, как ребенок, получивший новую игрушку. Потом посмотрел на Афанасия и строго спросил:

— Не украл?

— Никак нет! — с достоинством ответил кибер и прищелкнул каблуками. — Обменял у библиофила из Варшавы Виктора Ситковского.

— Сейчас проверю. Помнится, ты как-то стащил у него две книги.

Иван связался с Варшавой и выяснил, что на этот раз состоялся честный обмен.

После завтрака братья поднялись в мастерскую.

— Вижу, ты не сидел сложа руки, — одобрил Иван, разглядывая многочисленные этюды и картины. Особенно ему нравилась «Наездница».

— Кто это верхом на лихом коне? — заинтересовался он. — О, да это же хохотунья Зина!

«Не такая уж хохотунья», — хотел сказать Саня, но промолчал. Он чувствовал, что всадница не получилась. Даже конь у него мыслящий. А психологический портрет человека — плоский, однозначный. Как ни бился художник, не удавалось ему передать текучесть и неуловимость Зининых настроений.

Временами — и это было для Сани необъяснимым — девушка казалась веселой и грустной, доброй и гневной, нежной и строгой. И все это одновременно! Все это сливалось в ней в единое целое, как цвета в радуге или краски в закатном небе.

Зина догадывалась: юноша влюблен в нее. Это льстило девушке, радовало ее и в то же время… забавляло! Она поддразнивала Саню, прикидываясь кроткой и нежной. И вдруг взрывалась звонким смехом, способным ужалить и не такое легкоранимое самолюбие, как у Сани. Смешное, неуклюжее в нем она умела подметить удивительно метко. Но долго обижаться Саня не мог. Обида проходила и он снова смотрел на Зину с восхищением — так прекрасны были ее смеющиеся глаза, ее летящие черные брови…

Иван решил устроить себе нечто вроде каникул и полностью доверился Сане, желавшему показать звездному скитальцу «неведомую планету».

— Такой планеты ты не найдешь и за миллионы световых лет отсюда, — говорил Саня.

Каждый день они отправлялись по новому маршруту, и Иван не узнавал порой знакомых мест — так многое изменилось за два с половиной года.

Однажды приземлились в густой роще. Иван не знал даже, на каком они материке: кабину гравиплана юноша так зашторил, что старший брат не мог видеть проносившиеся внизу ландшафты.

Иван вышел из рощи и очутился на берегу тихой реки. За ней открывались щемящие, повитые голубизной дали. Под косыми лучами восходящего солнца сверкали луга, в чистом небе плыли алые голубые облака.

— Куда же ты меня затащил? — воскликнул Иван. — В какую райскую страну?

— Догадайся. Может, тебе подскажет вот этот пока единственный в своем роде город. Он не висит на месте, а передвигается на волнах тяготения, как на морских волнах.

На аквамариновом горизонте, меж кучевых белобоких облаков, Иван разглядел сказочный воздушный город, издали похожий на старинный морской корабль с туго надутыми парусами-секторами и бушпритом-энергоприемником. Даже транспортные эстакады между секторами и зеленоватым корпусом тянулись наподобие мачт и такелажных снастей. Удивительный город почти не отбрасывал тени: «днище» его светилось голубизной, сливаясь с красками неба.

Иван морщил лоб: где он видел это чудо гравитонного градостроительства?

— Вспомнил! Это же Рязань! Но когда успели?! Я же видел все это в макете…

— Пока вы там проделывали всякие штучки со временем, люди не теряли его даром, — улыбнулся Саня.

Не раз после этого прилетали братья в лесостепь, где шумели травы с медовыми запахами, где по синему горизонту плыл, соперничая белизной с облаками, многопарусный дивный город-бригантина с двухмиллионным экипажем. Они ходили по лугам, отдыхали в прохладных рощах. Иван с удивлением узнавал в младшем брате другого человека. От детской «первобытности» не осталось и следа. Перед ним был современный юноша, немного, правда, застенчивый и с грустинкой в глазах, но с ясным и счастливым ощущением жизни.

Однако что-то в нем осталось и от прежнего Сана. Что-то очень редкое и ценное, помогавшее ему видеть и воспринимать мир иначе, чем другие люди, — глубже, своеобразней, одухотворенней. «Мудрость двух эпох», — вспомнились Ивану слова психолога.

И слушать младшего брата было интересно. Было в его словах что-то свое, какие-то искорки и соки образной речи.

— Постой! — осенило Ивана. — Уж не пишешь ли ты стихи?

Саня смущенно признался: есть такой грех.

— Покажешь?

— Не знаю…

Однажды они сидели на зеленом холме и долго, до хрипоты, спорили об искусстве, о музыке. Иван был задет за живое: он почувствовал, что в этой области порядком поотстал от Сани.

Спор закончился весьма неожиданно. На весь этот день синоптики запланировали в среднерусской полосе сухую, солнечную погоду. Но в их небесном механизме, в этом хитром переплетении силовых полей, внезапно что-то разладилось. Какой-то циклон вырвался из-под контроля и пошел гулять по степи, как Соловей Разбойник. Он свистел ливнями, встряхивал землю громами, полосовал небо сабельными взмахами.

Братья вскочили на ноги и ошарашенно глядели на обступившую весь небосклон тучу, исчерканную ветвистыми молниями. Потом все поняли и расхохотались. Разгоряченные и потные, они запрокидывали лица навстречу освежающему дождю, ловили ртом тугие струи.

В разрывы туч глянуло солнце. Но ливень от этого только разъярился. Он гудел, ликующе барабаня по траве. Веселились и братья. Они скакали по лужам, как малыши. Взметывая брызги, что-то кричали друг другу, ничего не слыша и почти ничего не видя, — все исчезло в серебряном кипении ливня, клекоте воды и сиянии брызг.

Ливень прекратился так же внезапно, как и начинался. Синоптики прекратили циклон, усмиренная туча сконфуженно уползала за горизонт. И снова в небе ни облачка. Один лишь город-бригантина сверкал в синеве своими парусами.

— До чего хорошо, черт побери! — восклицал освеженный дождевым душем Иван.

День этот надолго запомнился братьям.

В августе их вылазки на природу прекратились. В «Космосе» — гигантском сооружении, повисшем между Землей и Луной, — создали лабораторию искусственных коллапсаров, и Яснов стал ее руководителем. Дома он опять засиживался в своем звездном кабинете до глубокого вечера.

Работа приносила Ивану радость. Но брату своему он все же чуточку завидовал. «Саня, — говорил он себе, — познал высшее счастье — счастье художественного творчества…»