Журнал «Если» - «Если», 2008 № 08

С помощью привратника гостиницы, где я остановился, мне удалось довольно быстро связаться с Диедо и получить приглашение, так что уже вечером следующего дня я мчался в наемной карете по улицам древнего города. Вскоре широкие центральные авеню сменились вымощенными булыжником улочками окраин, а те, в свою очередь, превратились в пыльные проселки, пролегавшие уже за пределами городских стен. До наступления ночи было еще порядочно, но небо быстро заволакивали грозовые тучи, поэтому, когда мы подъехали к воротам богатой, увитой плющом усадьбы, было уже довольно темно.

Не успела карета остановиться, как из-под арки входа мне навстречу выступил слуга в коричневой ливрее, свободно болтавшейся на его худой, сутулой фигуре.

— Добрый вечер, сэр. Добро пожаловать в усадьбу Йона Диедо, — приветствовал меня слуга и, не дожидаясь ответа, повернулся к кучеру: — Ты можешь возвращаться назад, — сказал он. — Мы сами доставим господина в город, когда он захочет нас покинуть.

Я удивленно взглянул на слугу.

— Таков обычай моего хозяина, — пояснил он.

— С его стороны это весьма любезно, хотя и неожиданно, — только и сказал я.

Слуга чуть заметно пожал плечами. Я расплатился с кучером и проследовал за слугой через анфиладу просторных залов, в которых приятно пахло воском, кедровыми панелями и жареным мясом. За время моей поездки я успел порядком проголодаться и был очень рад, когда слуга ввел меня в залу, где на столе с гнутыми резными ножками стояло блюдо с жареным окороком дикого вепря и запеченным картофелем, лежал свежий хлеб с пряностями и поблескивали графины с антьеранским вином.

Вскоре появился и хозяин, одетый в короткий желтый камзол и алый шелковый плащ. Он оказался рослым, хорошо сложенным мужчиной с низким лбом и глубоко посаженными глазами. Его пышные усы были заплетены в косички — по семь с каждой стороны. Голос у Йона Диедо был полнозвучным, глубоким и в общем приятным, хотя некоторые слова он произносил с акцентом, который показался мне похожим на выговор жителей южных районов.

— Надеюсь, вы простите, что я не встретил вас с подобающей пышностью, — сказал Йон Диедо, как только мы обменялись рукопожатием и сели за стол. — Но я исследователь, а не придворный, и нахожу удовольствие только в сытной еде и в моих ученых занятиях. К сожалению, я холостяк, и у меня нет жены, которая могла бы скрасить мое общество.

В ответ я пожал плечами.

— Я и сам не женат, — сказал я, — хотя живу с сестрами, которые ведут хозяйство. Что касается вас, то ваш дом я нахожу и приятным, и гостеприимным…

Но не успел я договорить эту фразу до конца, как мне вдруг пришло в голову, что усадьба, в которой я очутился, вовсе не кажется мне такой уж приятной; скорее, наоборот — она будила во мне какое-то тревожное чувство, которому я не мог дать никакого рационального объяснения. Да и во взгляде хозяина мне чудилось нечто, противоречившее его вкрадчивому голосу и любезным словам. Я, впрочем, постарался справиться с овладевшей мною тревогой.

— Но вы еще молоды, — возразил Йон Диедо. — У вас впереди вся жизнь, и я думаю, вы еще успеете обзавестись семьей.

Я улыбнулся его словам, показавшимся мне комплиментом — невольным или нарочитым — моей внешности.

— На самом деле мне уже больше тридцати, сэр, — сказал я.

— Тогда вы должны рассказать мне свою историю, — воскликнул Диедо, слегка приподнимая свой бокал, — потому что больше всего мне нравится изучать чужие жизни.

Вино, как лучшее лекарство от всех тревог и невзгод, скоро помогло мне избавиться от беспокойства, которое внушал хозяин. Да и Йон Диедо, похоже, умел заставить собеседника разговориться. Довольно скоро я поймал себя на том, что рассказываю ему о своей юности, проведенной в крошечном Тьен Манаре, где работал на медных рудниках мой отец и где я сам трудился до четырнадцати лет, когда — восстав против тяжкого труда и унылого, беспросветного существования — бежал из дома в Итлан, имея в кармане лишь флягу с водой и половину каравая хлеба. В Итлане я завербовался в армию, воевал, потом вернулся домой и некоторое время работал на заводах в Оскоге, а потом основал собственную фабрику в Жиоме.

Но вот мой рассказ подошел к концу; последний кусок нежного мяса тоже был съеден, и я отставил в сторону опустевший бокал.

— Боюсь, моя история оказалась слишком длинной, — сказал я, взмахнув рукой. — Прошу прощения, если утомил вас…

— О нет, нисколько!.. — ответил Йон Диедо совершенно искренним тоном. — Напротив, за прошедшие полтора десятка лет вы пережили столько, сколько большинству людей не удается пережить и за полвека. Вам следовало бы написать об этом книгу…

— Я люблю литературу, — признался я, слегка наклонив голову, — но только как читатель. Литературный труд меня несколько пугает, поэтому если вы не возражаете…

Йон Диедо улыбнулся.

— Ах да, библиотека!.. Ведь ради нее вы и приехали! Простите, что заставил вас ждать так долго. Прошу за мной…

Мы вышли в коридор и, пройдя сквозь высокие двойные двери, оказались в библиотеке, равной которой я никогда не видел. Стены, пол и стеллажи в ней были выполнены из красноватой кедровой древесины довольно редкого и приятного для глаз оттенка. Само помещение имело форму колеса с округлой центральной залой, в которую выходил добрый десяток длинных и узких комнат или глубоких ниш. Одну из стен центральной залы занимал камин, украшенный резными фигурками минотавров и аквитанских херувимов, на мраморных щеках которых играли отблески горевшего в очаге пламени.

Кажется, я даже рот открыл от изумления, а Йон Диедо самодовольно улыбнулся.

— Сколько у вас книг! — воскликнул я. — Это просто… невероятно!

— Я давно питаю страсть к печатному слову, — признался хозяин. — И кажется, мне удалось собрать неплохую коллекцию.

— Неплохую? Да она великолепна!.. — проговорил я, шагнув к ближайшему стеллажу. — У вас есть Кефрин! И Инвальдерс!.. А к этой книге я боюсь даже прикасаться — она поистине бесценна!

— Да, это довольно редкая книга, но должен сказать, что в моем собрании есть и другие, гораздо более ценные, я бы сказал, единственные в своем роде тома, которые я держу отдельно от остальных. Не угодно ли взглянуть?..

И Йон Диедо провел меня в одну из ниш, где имелся еще один небольшой камин, а пол был застелен стеганым ковриком. Напротив камина стояло удобное кресло, рядом — небольшой стол с лампой для чтения. Когда я остановился у стола, мне послышалось едва различимое жужжание, словно где-то возле стеллажей кружила муха, но оно так быстро стихло, что я не успел определить источник звука.