Журнал «Если» - «Если», 1998 № 09

Он не колебался. Кивнул, посмотрел мне в глаза — умиротворенно, радостно.

— Да. Не только готов… я никогда не отпускал порождения Тьмы. Не отпущу и сейчас.

Невидимый капкан щелкнул.

Я не удивился бы, возникни сейчас Завулон. Он вынырнет из Сумрака и одобрительно хлопнет Максима по плечу. А потом насмешливо улыбнется мне. В следующий миг я понял, что Завулона здесь нет. Нет, не было и не будет.

Правильно настроенный капкан не нуждается в присмотре. Он сработает сам. Я попался — причем у любого работника Дневного Дозора есть на этот момент безупречное алиби.

Либо я позволяю Максиму убить мальчика, который станет темным магом. И превращаюсь в пособника, со всеми вытекающими последствиями.

Либо я вступаю в схватку. Уничтожаю Дикаря — все-таки наши силы несравнимы. И своей собственной рукой ликвидирую единственного свидетеля.

Максим отступит. Это его война, его маленькая голгофа, на которую он взбирается столько лет. Либо он победит, либо погибнет.

Потому Завулон и не лез в схватку. И в кабак ему не было нужды заявляться, зря схлопотал по брюху! Он и так все сделал правильно. Вычистил ряды Темных от балласта, подставил меня, нагнал волну и даже «изобразил движение», эффектно пальнув мимо. Привел меня к Дикарю.

А сейчас Завулон далеко. Может, и не в Москве вовсе. Наблюдает, развалившись в кресле, за происходящим с помощью технических или магических средств и смеется. Был в моих рассуждениях какой-то изъян, нестыковка какая-то ерундовая, но времени обдумать все уже не оставалось.

Я влип. Капитально и окончательно.

Что бы я не сделал, меня ждет Сумрак.

Но нет, был, был у меня исчезающе малый, но чудовищно подлый шанс. Я же мог не успеть…

Максим убивает мальчишку, а я просто не успеваю ему помешать. А потом мы вместе мирно идем в штаб Ночного Дозора. Там он стихнет, задавленный железными аргументами и беспощадной логикой шефа, поймет, что натворил, осознает, сколь хрупкое равновесие нарушил. И сам сдастся Трибуналу, где у него есть возможность, пусть очень хилая, оправдаться.

Я ведь не оперативник. Я сделал все, что мог. Даже сумел просчитать игру Тьмы, комбинацию, составленную неизмеримо мудрым… Мне просто не хватило сил, времени, реакции.

Максим взмахнул рукой.

Время вдруг стало тягучим и медленным, будто я вошел в Сумрак. Вот только краски не поблекли, даже ярче стали, и сам я двигался, с трудом раздвигая вязкий кисельный поток. Деревянный кинжал скользил к груди Егора, меняясь, то ли обретая металлический блеск, то ли окутываясь серым пламенем. Лицо Максима было сосредоточенным, лишь закушенная губа выдавала напряжение; а мальчишка вообще ничего не успел понять, даже не попытался отстраниться…

Я оттолкнул Егора в сторону — мышцы еле повиновались, им не хотелось совершать столь нелепое и самоубийственное движение. Для него, маленького темного мага, кинжал нес смерть. Для меня — жизнь. Всегда ведь так было, есть и будет. Что для Темного жизнь — для Светлого смерть, и наоборот. Не мною установлено…

Я успел.

Егор влетел головой в дверь подъезда, упал, схватился за голову, но я не беспокоился о его ушибах. Во взгляде Максима мелькнула почти детская обида.

— Он же враг! Ты защищаешь Тьму?

— А ты?

Это был бессмысленный вопрос, я просто тянул время. Максим не сомневался, что я Светлый, просто он сам был — белее белого. И у него не оставалось сомнений, кто должен жить, а кто умереть. Для защитника Тьмы исход один…

Взмах — и мерцающее лезвие кинжала устремилось ко мне. Я легко ушел в сторону, нашел взглядом тень, потянул — та послушно метнулась навстречу.

Мир посерел, звуки стихли, движения замедлились. Ворочающийся на ступенях Егор замер; машины неуверенно ползли по улице, судорожными рывками проворачивая колеса; ветви деревьев забыли о ветре. Только Максим не замедлился.

Он шел вслед за мной, сам того не понимая, что соскользнул в Сумрак с той же непринужденностью, с которой человек ступает с дороги на обочину. Сейчас ему было все равно: он черпал силы в своей убежденности, в своей ненависти — ослепительно светлой ненависти, в злобе белого цвета. Он даже не палач Темных. Он инквизитор. Куда более грозный, чем вся наша Инквизиция.

Нет, кажется, я был неправ… Но я не успел додумать неожиданную мысль, как он ринулся на меня в смертоносном броске. Я вскинул руки, растопыривая пальцы в знаке силы, простом и безотказном. Ах, как смеются молодые маги, когда им на занятиях впервые показывают этот прием, «пальцы веером»… Максим даже не остановился — его лишь чуть качнуло. Он упрямо наклонил голову и снова пошел на меня. Я уже начинал все понимать, но было не до этого — мне приходилось отступать, лихорадочно перебирая магический арсенал.

Агапэ — знак любви — он не верит в любовь.

Тройной ключ, порождающий веру и понимание, — он не верит мне.

Опиум — сиреневый символ, дорога сна, — я почувствовал, как смежаются мои собственные веки.

Вот, значит, как он одолевает Темных. Его неистовая вера, замешанная на скрытых способностях Иного, работает, словно зеркало. Возвращает нанесенный удар. Подтягивает до уровня противника. А умение видеть Тьму и его дурацкий силовой кинжал дарует практическую неуязвимость.

Нет, конечно, он не всемогущ. Ему не отразить знак Танатоса и не отбить «белый меч Немезиды». Но тогда и мне конец, ну, может, чуть позже. До сих пор я не мог представить себе глубину и многоходовость интриги, всю ее омерзительную прелесть, всю жертвенную необходимость…

Мы порознь уйдем единственной дорогой, что всем нам суждена — в Сумрак. В тусклые сны, в бесцветные наваждения, в вечный мглистый холод. Мне не хватит сил назвать его врагом, но он уже счел врагом меня.

Мы кружили друг против друга, иногда Максим делал выпады — неумелые, он толком и не сражался никогда, он привык убивать свои жертвы быстро и легко. Где-то далеко-далеко я слышал насмешливый смех Завулона. Мягкий, вкрадчивый голос:

«Решил сыграть против Тьмы? Играй. Тебе дано все. Враги, друзья, любовь и ненависть. Выбирай свое оружие. Любое. Ты ведь знаешь итог. Теперь — знаешь».

Померещился этот голос или и вправду звучал, уже не имеет значения. Завулон близко…

Чуть не пропустил удар!

— Ты же и себя убиваешь! — крикнул я.

Кобура колотила по телу, словно предлагала выхватить пистолет и ужалить Дикаря парой серебряных ос.

Света, Светлана, ты хотела узнать, где наши барьеры, где граница, на которой мы должны остановиться, сражаясь с Тьмой… Где ты сейчас, посмотри и все поймешь…

Только нет никого вокруг, ни Темных, что выли бы в восторге, наслаждаясь дуэлью Светлых, ни наших, что могли бы помочь, навалиться, скрутить Максима, прервать наш смертельный сумеречный танец. Только неуклюже поднимающийся пацан, будущий темный маг, и неумолимый палач с окаменевшим лицом — незваный паладин Света. Причинивший зла не меньше, чем дюжина оборотней или вампиров.