Сергей Гомонов - Послания себе (Книга 3)

Танрэй кормила сына, почти полностью уйдя в мирок, который сотворила для него и для себя. Вселенная сжалась и уплотнилась в комочек, жалобно мяукавший от жары или холода. Тогда она научилась петь ему песни, которые слышали и запоминали другие не только женщины, но и мужчины, ибо песни повествовали о прошлом, которое не вернуть уже никакими силами, и были красивы и сильны. Похожие на все колыбельные мотивом, они были о заре, которая заливала чудесный город на рассвете, о людях, которые много столетий назад знали многое, но потом почему-то все позабыли... Ее слушали все, особенно прибившиеся к ним кочевники. Тантори задумчиво ехал верхом на своей гайна, запряженной в ее повозку, и молчал. Паском шел возле Танрэй. Маленький Кор, наедаясь, постепенно засыпал.

- Кулаптр, - шепнула старику молодая женщина, - как вы сумели сделать это? - она указала глазами в спину Тантори.

Старик усмехнулся:

- Я не первое лето топчу эту землю, девочка... Тебе это тоже удалось бы...

- Мне кажется, нет.

- Удалось бы. Твоему мужу - пока нет. А тебе удалось бы.

- Почему Алу - нет? - она отвела от лица выцветшие от солнца и похожие на солому волосы, которые ей пришлось совсем коротко обрезать перед началом путешествия.

- Подумай.

- Даже не предполагаю...

- Посмотрись в отражение. Вас двое - я один. Неужели это случайность?...

Танрэй покачала головой. Она так и не поняла, а целитель не стал объяснять. Она зевнула и прилегла на колени Хатты, той самой девушки-туземки, что состояла переводчицей при хозяйке племени и была некогда неплохой ученицей. Младенец недовольно заурчал во сне и свернулся поудобнее возле ее живота.

- Спи, мой маленький птенчик... - шепнула Танрэй, поцеловала его в выпуклый лобик и забылась томительным сном.

Однажды путешественники проснулись и не досчитались семидесяти трех человек. Не было Тессетена, юного Фирэ, почти всех людей Тантори и еще нескольких кула-орийцев. Они исчезли, забрав с собой пятьдесят гайна и оружие. Тантори был зол и скрипел зубами. Ал принял эту весть ровно, словно предчувствовал что-то подобное.

И беда не заставила долго себя ждать: как-то пронюхав про ослабление каравана, банды любителей легкой добычи возобновили свои нападения. Однажды за сутки произошло сразу три боя. Уже после второго путешественники дрогнули. Кто-то добровольно сдавался в плен и не боялся перспективы рабства, кто-то бежал и, скорее всего, либо погибал в пустыне, либо становился пленником других кочевников.

Танрэй видела, что мужчин становится все меньше, их место занимают женщины-туземки, которые несмотря на свою генетическую агрессивность воевать не умели в принципе. И тогда она отдала ребенка девушке-переводчице с просьбой позаботиться о нем, а сама взяла копье погибшего Ишвара-Атембизе и встала рядом с Алом. Астрофизик так вымотался, что даже не заметил этого и не прогнал ее. Впрочем, даже если бы и заметил, Танрэй никуда бы не ушла.

Когда начало смеркаться, они все-таки отбились и заработали некоторую передышку, ожидая возвращения отброшенного врага или появления нового.

Раненная в плечо и в бедро, Танрэй сидела на краю повозки и ждала, когда Паском обработает более тяжелые увечья спутников. Ала не было, и никто не мог сказать, куда он подевался: то ли попал в плен, в чем женщина сильно сомневалась, то ли был загнан в пустыню и погиб там.

Разбухшая грудь ныла: ей пора было кормить, но, слава Природе, Кор спал и не видел всего этого ужаса. К этой тянущей боли примешивалась острая боль в разрезанном плече и нудная, тупая - в рассаженном бедре. Наконец кулаптр подошел к ней.

- Что у тебя, девочка?

Она показала ему раны. Он кивнул:

- Ничего, заживет... Слушай-слушай, девочка, я хотел бы, чтобы ты научилась тому, что умею я... Может статься, что не все время я смогу быть возле вас...

- Тоже собрались в плен к кочевникам, Паском? - усмехнулся Зейтори, который оказался в повозке только потому, что копье противника продырявило ему живот и лишь чудом не разорвало внутренние органы.

Целитель что-то шепнул на ухо жене Ала, а затем принялся штопать рану на плече. Она даже не морщилась, и Зейтори знал, почему. Может быть, Танрэй и научится этому когда-нибудь. Только не в этой жизни.

- А на бедре нужно лишь промыть и наложить повязку... спокойно объяснял Паском, проделывая все то, о чем говорил. - А теперь-теперь, идем-ка со мной, дочка...

Тут в небесах затрещало, и на землю полил сильный дождь...

Ливень обрушился стеной. Лежавший на песке Ал поднял голову и поглядел на черные тучи, спрятавшие блеклую половинку Селенио. Теперь он понял, что сегодня они все умрут, потому что после ливня враги со свежими силами набросятся на изможденных путников.

- Нат, мой верный Нат! Если бы ты мог меня слышать, дружище! - простонал он, вытирая лицо от размытой дождем крови, ибо повязка уже пропиталась насквозь. Холодные струи бередили рану надо лбом.

- Я здесь, хозяин, - произнесло вдруг что-то как бы со стороны.

- Хранитель мой, неужели ты... понимаешь?

- Я здесь, хозяин.

- Помоги мне, Натаути-Хранитель! Помоги, ты ведь знаешь, я не воин...

Ответа долго не было. Ал провел ладонью по мокрому лицу. Может быть, ему это показалось, ведь до сегодняшней ночи волк ни разу не проявлял себя - ни в стычках, ни во снах...

- Я помогу тебе, хозяин. Только... не придется ли тебе потом пожалеть о моей помощи?

- Если ты не сделаешь этого, погибнут все, кого мы с тобой любим...

Снова наступило долгое молчание.

- Так тому и быть, - проговорили наконец не то изнутри, не то со стороны. - Но помни...

Волна горячей энергии подбросила Ала с песка. Он физически ощутил, как загорелись его глаза, обострился нюх, а в кромешной тьме высветились те предметы, которые он не различил бы сейчас и с двух шагов. Он встряхнулся, сбрасывая с себя лишнюю воду, и только боль в ране на голове отрезвила его.

Волна улеглась, и только бешеная ярость понесла молодого человека назад к становищу.

Сигнал бедствия последовал, едва ливень пошел на спад. Все, кто мог держаться на ногах, вскочили, но уже никто не верил, что выжить удастся и на этот раз. Легких побед не бывает, это знали все. Но почему с ними? Почему Природа не наделила их отчаянной храбростью и харизмой зверей?! Это жестокий промах со стороны Всеобщей Матери...

Тантори вскочил на гайна. Если Ал погиб, за главного будет он.

Астрофизик вынырнул из темноты, как туземный дух зла. Глаза у него были бешеные.

- За оружие! - рыкнул он, глядя сразу на всех.

Гайна в ужасе заплясала под Тантори. Один из оританян, бывший "габ-шостер", чудом не сбежавший вместе с Тессетеном и Солонданом, бросил копье и в страхе попятился. Ал уставил на него горящие глаза: