Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

Я спросил её, в чём дело, и она сказала:

— Всё, нам конец! Я оплакиваю нашу прекрасную жизнь.

— Но почему? — спросил я. — Что случилось?

— Пока ничего, — отвечала она, — но непременно случится.

Я поцеловал её и сказал:

— Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой.

— Нет, — сказала она уверенно. — Теперь это невозможно. Теперь уж точно: нам конец.

Я решил, что у неё просто истерика, и возобновил попытки успокоить её:

— Что, ещё одна Перемена? Я пережил все Перемены, случавшиеся на Калдоре; готов пережить и эту.

— Ты не сможешь, — сказала она. — Ты не принадлежишь к нашему народу. В тебе нет того, что заложено в нас.

— Это верно. Но, согласись, в остальном я вполне успешно приспособился к вашей жизни.

— Да, просто замечательно!.. Я так горжусь тобой! Но есть вещи, которые тебе не под силу.

Я улыбнулся ей. Никогда ещё наши отношения не были так свободны и доверительны.

— Зря ты так в этом уверена! По-моему, я теперь в значительно большей степени калдорианец, чем землянин.

Она посмотрела на меня с любовью и нежностью, как на ребёнка.

— Ты был чудесным любовником и другом, ты прожил с нами всю нашу жизнь до самого конца! Но теперь нам придётся расстаться.

— Ты ошибаешься, — сказал я. — Жизнь ещё не кончена! К чему же нам расставаться?

— Я знаю, что ждёт впереди, — возразила Ланея, — а ты нет. Пойми, это не зависит от чьей-то воли или желания, даже от силы любви не зависит. Просто мы с тобой родились на разных планетах! Сами ритмы наших жизней различны. То, что должно произойти, отложить невозможно. Да я бы никогда и не стала ломать свою судьбу. Или твою. Нужно жить в соответствии со своей природой. Противиться этому, идти против её законов значит нарушать сам смысл жизни.

Во всех этих словах для меня было крайне мало смысла. Я понимал, что грядёт некая неизбежная перемена, но я же пережил все прочие перемены, произошедшие на Калдоре!

Потом, по настоянию Ланеи, мы в последний раз занялись любовью; она попросила поцеловать её и сказала, что сейчас уйдёт.

Я сделал всё, как она просила, надеясь, что завтра смогу заставить её передумать.

Назавтра все члены нашего клана по очереди подходили ко мне, целовали меня и говорили слова прощания. А потом уходили прочь — каждый в свою сторону. Теперь я уже понимал: какова бы ни была причина, но клан наш распался, я лишился семьи.

Элиаминг ушёл последним. Он плакал.

— Нам было так хорошо вместе, Голдштайн! — сказал он. — Ты стал нам родным, стал членом нашей семьи, однако вступает в силу великий закон Вселенной. Подобные должны оставаться с подобными. Увы, наступила горькая минута расставания!

— Во имя той любви, что нас связывала, — умолял я, — объясни: что происходит?

— Я не могу ничего объяснить, — отвечал он. — Я и сам этого не знаю. Это великая тайна.

— Тогда откуда же тебе известно, что всему конец?

— Просто я знаю, — сказал он. — Это знание у меня в крови. И оно не имеет никакого отношения к разуму.

— Вы все должны умереть? — спросил я. — Дело в этом?

Он покачал головой.

— На Калдоре нет смерти. Здесь есть только Перемены. Прощай, Голдштайн.

— Погоди! — крикнул я. — Неужели ты больше ничего не можешь сказать мне?

— Я могу рассказать тебе одну историю, — сказал он. — Жила-была маленькая мышка, которая лишилась родителей и бродила по горам и долам одинокая и испуганная. Постепенно она всё больше слабела и наконец прилегла под деревом, готовясь умереть. Мимо пробегали кузнечики, которым стало жаль крошечную мышку. Они накормили малышку и стали о ней заботиться, как о собственном детёныше. И все они были очень счастливы вместе, и жили одной большой семьёй. И та мышка поклялась, что никогда не покинет свою новую семью. А потом пришла зима, и все кузнечики умерли, и мышка снова осталась одна, но ничьей вины в этом не было: кузнечики ведь живут всего одно лето, а мыши — несколько лет.

— Но ты же сказал, что на Калдоре смерти нет!

— Нет — для нас, которые родились здесь.

— А для меня есть?

— Не знаю. Возможно, для тебя и есть. Ты ведь с другой планеты. Но я не уверен. Твоя жизнь и перемены в ней для меня куда большая тайна, чем вся наша жизнь — для тебя.

— Со мной что-нибудь тоже должно случиться? — снова спросил я.

— Да не знаю я! — воскликнул Элиаминг. — Ты же должен был уже понять, в чём главная неприятность, связанная со словами! Ими можно объяснить только то, что тебе уже и без того известно. Я попытался что-то сказать только потому, что люблю тебя. Однако сказал либо слишком много, либо слишком мало и лишь растревожил тебя. Прощай, Голдштайн! Не забывай о нашей любви!

И мой дорогой Элиаминг, последний из моих друзей, тоже ушёл!

Все они рассыпались по склонам гор и будто чего-то ждут, какого-то великого события. Что ж, я тоже останусь и подожду. Да и что ещё мне остаётся делать?

Спустился вечер; я сижу один у самого последнего костра — все остальные костры (тысячи их!) — уже погасли или догорают. Я единственный свидетель происходящего, однако усталость берёт верх.

Я не в силах бодрствовать дальше. Ничего, утром я непременно что-нибудь предприму…

Теперь я остался совсем один.

Все те люди, что ждали чего-то на горных склонах, куда-то исчезли. (Уже само