Журнал «Если» - «Если», 1999 № 04

— Боже правый! — восклицает она. — Они что, решили всполошить весь город?

— Ох уж это хвастовство! — качает головой Кольер. — Полное отсутствие сдерживающих центров…

С черного неба на сквер спускается синий воздушный шар в желтую полоску. Подхваченный порывом ветра, он перелетает на другую сторону улицы и ударяется о припаркованный у тротуара автомобиль. Срабатывает сигнализация, и ночную тишину вспарывает истошная сирена.

Шар отлетает обратно и опускается посреди газона. Из корзины вылезают трое — двое мужчин и женщина — и привязывают свой летательный аппарат к дереву. Даже на расстоянии видно, что эти трое одеты не в пример лучше, чем Грейс и ее спутники, их движения гораздо увереннее и энергичнее. Грейс знает, что эти различия появились давно — много лет, десятилетий, а то и столетий назад.

Она вздыхает. Может быть, в этом году им наконец-то улыбнется удача, и они снова начнут выигрывать?

Вторая команда шагает к заброшенному зданию. Минута-другая — и компания входит в открытую дверь на третьем этаже.

— Привет всем! — говорит Рег, широко улыбаясь. Это крупный кудрявый шатен с ровными белыми зубами.

— Решили разбудить весь город? — повторяет Лили, указывая на открытое окно, за которым колеблется полосатый воздушный шар.

— Нет, конечно, — отвечает Рег с неизменной улыбкой. — Не волнуйся, Лили. Никто ничего не заметит.

Виктория заходит в кабинет следом за ним и раскланивается с присутствующими. В дверях она снимает большие летные очки и встряхивает длинными рыжими волосами. В них поблескивают серебряные нити; Грейс помнит время, когда волосы у Виктории были, как новая медная монетка.

Потом Грейс негромко ахает и пытается спрятаться за спиной у Лили. Следом за Викторией в кабинет входит Джон. Он остался таким же красавцем, каким она его запомнила, — подтянутым, смуглым, полным нерастраченной энергии. Годы не оставили на нем никакого отпечатка. Много лет назад Грейс и Джон любили друг друга. Потом они перенесли игру в Соединенные Штаты — и все изменилось. Где они играли прежде? В Лиме? Нет, кажется, в Шанхае.

— Наверняка разбудили всех на площади в несколько квадратных миль, — твердит свое Лили, не обращая внимания на Грейс. — Вот-вот сюда нагрянет полиция. Придется нам в этом году забыть об игре.

— Перестань, Лили, — произносит Рег. — Какая полиция? Вы что-нибудь слышите?

Улица снова погрузилась в безмолвие. Стихла даже визгливая охранная сирена.

— Они поступают так, чтобы доказать, что им все нипочем, — ворчит Кольер. — Я же говорю, хвастуны!

— Ну хватит, — машет рукой Рег. — Вы готовы играть?

Лили убирает доску обратно в пакет. Виктория достает другую, настоящую доску. Она раскладывает ее долго и в конце концов занимает половину кабинета. Все шестеро игроков усаживаются вокруг истинной доски.

Грейс оказывается соседкой Виктории, которая продолжает вынимать из своего рюкзака всевозможные предметы. Портативный компьютер Виктория пристраивает у себя на коленях.

Грейс никогда не понимала Викторию: единственной ее страстью всегда оставалась математика. Или все же не единственной? Кажется, в свое время она увлекалась Кольером… Потом его заслонил Джон.

Кольер бросает кости, и Грейс заставляет себя сосредоточиться на игре. В первом круге выигрыш остается за первой командой. Рег косится на Викторию, приподнимая брови. Судя по всему, противник в растерянности, и это вселяет в Грейс надежду. Вдруг нынче игра пойдет иначе?

По доске катятся кости, из колоды выпрыгивают карты. Над крышами Мадрида ненадолго появляется комета. В Мехико выздоравливает и начинает ходить парализованный попрошайка. В Кервиле колеблется при полном безветрии трава. В лондонском Тауэре появляется новая грань у знаменитого королевского алмаза. Каирскому мулле снится божественное откровение, и он просыпается в тревоге: смысл сна ускользает от него.

— Семь! — уверенно произносит Лили, полагаясь на интуицию.

Во Владивостоке жмурится кошка.

Грейс снова овладевает рассеянность: она вспоминает другие встречи, другие века. Неужто минули тысячелетия со времени их первой партии, когда они раскладывали камни и фигуры на берегах Нила? У Виктории наверняка есть ответ; надо будет ее спросить, когда они отыграют партию этого года.

Все это длится настолько давно, что она уже не помнит смысла игры. Кажется, в ней соревнуются интуиция и разум, традиция и новизна. Так звучит, во всяком случае, объяснение Лили. Кольер — тот уверен, что в игре спорят противоположные типы мышления, основанные на приоритете левого или правого полушария. Он как-то подметил, что они трое — левши, тогда как соперники — правши. У Грейс собственная теория: она назвала бы происходящее состязанием между прямолинейностью и гибкостью, но когда однажды попыталась облечь свое объяснение в слова, ее никто не понял, даже собственная команда.

Хотя какое все это имеет значение? В свое время Лили пыталась ее одернуть. Лили одержима желанием продолжать выигрывать в том же стиле, что и раньше, в незапамятные времена.

«Главное — власть, — всегда напирала Лили. — Главное — контроль! За доской решается, кто будет управлять миром в наступающем году».

«Помните красный спортивный автомобиль, в котором они прикатили несколько лет назад? — сказала однажды Лили. — А сотовый телефон? Вот что они себе позволяют! А мы все ветшаем и ветшаем».

«Спортивный автомобиль? — удивленно переспросила Грейс. — На что нам спортивный автомобиль?»

Лили удостоила ее всего лишь презрительного взгляда.

Тем временем фигуры на доске из плоских превращаются в объемные. Первая стадия игры завершена, и противники становятся еще серьезнее: каждый чувствует, что заглядывает за край Вселенной. Грейс вытягивает карту, слышит выстрел и издает стон.

В Зондском проливе бушует шторм. В Санта-Фе падает со стены картина. Житель Сиднея забывает собственное имя.

Сосредоточенность обеих команд так велика, что ее не выдерживает даже здание, в котором они находятся: оно меняется на глазах, проходя через разные стадии своего возведения. Со стен стекает краска, обнажается штукатурка, потом выступает голый бетон.

Грейс еле сидит; чтобы не упасть, она упирается ладонью в пол, почему-то засиявший свежим лаком. Она чувствует страшную усталость, но боится признаться в этом Лили и Кольеру. Ее глаза широко распахнуты, но мозг погружается в дремоту. Неужели она совсем одряхлела, неужели ее место теперь — в доме престарелых? Больше всего на свете она страшится оказаться в инвалидной коляске, расписаться в своей беспомощности, предаться воспоминаниям, которые будут восприниматься окружающими как старческие бредни… Ей снится партия (когда это было — несколько лет или доброе столетие тому назад?), в которой ее команда в последний раз стояла на грани выигрыша, а еще — совсем давние времена, когда они путешествовали втроем по всему миру, вызывая всеобщее уважение и любовь…