Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 11

Мы были всего лишь крошечным абзацем в истории освоения космоса и подстрочным примечанием в научных трудах; в «Новостях» нам места не было. Я решил, что примечание — тоже неплохая штука и успокоился.

Чем волноваться о таких мелочах, уж лучше поразмышлять над проблемой повышения своего образовательного уровня, который, как я начал понимать, следовало поднять гораздо выше; изменений было куда больше, чем я мог представить. Взять для примера хотя бы женскую моду — слушайте, я ведь не пуританин, но женщины не одевались (если тут можно применить это слово) так, когда я был мальчишкой. Девушки носятся по улицам, не имея на голове ничего… ну, хотя бы на макушке… нет, головы у них совсем обнаженные, как у животных. Хорошо па не дожил до таких зрелищ — он никогда не разрешал моим сестрам садиться за стол с непокрытой головой, даже если мы с Патом были единственными холостыми мужчинами, присутствовавшими на обеде.

Или возьмите погоду. Я знал, что ФППИ работал над проблемой управления ею, но не ожидал, что он тут чего-нибудь добьется. Ну разве не скука, что дождю теперь разрешено идти только по ночам? Или возьмите грузовики. Конечно, от грузовика требуется одно — перевозить вещи отсюда и туда. Однако отсутствие колес придает им крайне неустойчивый вид.

Интересно, сколько времени понадобится для того, чтобы на Земле не осталось ни одного колеса?

Только что я пришел к выводу, что ко всему этому хочешь не хочешь, а придется привыкнуть, и тут же к моему креслу подошла хостесса и положила мне что-то на колени, а когда я поднял эту штуку, она со мной заговорила. Просто такой сувенир в память о путешествии.

Городской дом Пата по размерам раз в восемь превышал родительскую квартиру, где мы жили всемером; я решил, что ему, видно, удалось подкопить деньжонок. Рободворецкий взял у меня накидку и ботинки и провел меня к Пату.

Он не встал. Я даже не уверен, что он мог бы подняться с кресла. Я знал, что Пат стар, но не мог представить себе, что он так дряхл. Ему было… постойте-ка… ему было восемьдесят девять! Да, верно — вскоре нам предстояло отмечать свое девяностолетие.

Я решил держаться как ни в чем не бывало.

— Привет, Пат.

— Привет, Том. — Он дотронулся до ручки кресла, и оно покатилось в моем направлении. — Не двигайся. Стой, где стоишь. Дай посмотреть на себя. — Он оглядел меня снизу вверх и сверху вниз, а потом удивленно произнес: — В уме я представлял-таки себе, что ты с годами мало переменился. Но видеть, да, видеть своими глазами, это совсем другое дело, а? Портрет Дориана Грея38.

Голос у него был совсем старческий.

— А где все домашние? — спросил я, чувствуя себя не слишком уютно.

— Я велел девочкам немного обождать. Хочется сначала побыть с братом наедине. А если ты имеешь в виду Ганса и Грегори, то, без сомнения, увидишь их сегодня вечером за ужином. Ладно, забудем о них, братишка; давай-ка поговорим с тобой вдвоем. Вон ведь сколько времени прошло…

Я видел слезы в его вечно увлажненных старческих глазах. Мне стало совсем не по себе.

— Да, ты прав.

Он наклонился в мою сторону и крепко стиснул подлокотники кресла.

— Скажи мне только одно. Это было увлекательно? Я и сам не раз думал об этом. Док Деверо… Мама О'Тул… бедная маленькая Пру, которой так и не удалось повзрослеть… дядя Стив… И тогда я постарался выбросить их из своей памяти и дал Пату тот ответ, которого он ждал.

— Да, увлекательно. Ужасно увлекательно. Он вздохнул.

— Это хорошо. Я перестал сожалеть об этом уже много лет назад Но если бы не было интересно, то какая это была бы бессмысленная растрата жизненных сил…

— Нет, было.

— Это то, что я и хотел от тебя услышать. Сейчас позову девочек. А завтра покажу тебе завод и представлю нашему персоналу. Я, разумеется, не рассчитываю, что ты сразу же возьмешь дело в свои руки. Если хочешь, возьми длительный отпуск. Только не очень длительный, Том… мне ведь кажется, я начинаю стареть. Уже не могу загадывать далеко вперед, как делал раньше.

Внезапно я понял, что Пат уже спланировал за меня всю мою жизнь, точно так же, как делал это в былые времена.

— Подожди минуту, Пат. Я с удовольствием похожу с тобой по твоему заводу, такое внимание очень лестно. Но больше ни на что не рассчитывай. Сначала я поступлю в школу. Потом… ладно, потом и будет видно…

— Э? Не валяй дурака. И не смей называть это «моим» заводом. Он — «Братья Барлетт, инкорпорейтед». И всегда был таким. И ты за это дело несешь не меньшую ответственность, чем я.

— Успокойся, Пат. Я только…

— Тихо! — Его голос был слаб и тонок, но в нем еще звучали командные нотки. — Я не желаю слышать от вас всякую чушь, молодой человек!.. Уже однажды ты поступил по своей воле и достаточно долго проболтался на этом веселеньком пикнике. Заметь, я не желаю критиковать методы, которыми ты достиг своей цели. Это дела прошлые. Но теперь тебе предстоит закатать рукава и взять на себя ответственность за семейное предприятие. — Он умолк, дыша с трудом, а затем продолжал уже тише, обращаясь, казалось, только к себе самому. — У меня нет сына, у меня нет внуков, я несу этот груз в одиночку… но чтобы мой родной брат… мой единственный брат…

Его голос как бы истончился и смолк.

Я подошел ближе и дотронулся до его плеча, но тут же отдернул руку — ощущение было такое, будто взял пригоршню тонких щепочек. Однако я решил, что это дело следует обговорить раз и навсегда; я даже сказал себе, что так с моей стороны будет милосерднее.

— Выслушай меня, Пат. Я не хочу казаться неблагодарным, но скажу тебе напрямик. Я собираюсь жить так, как считаю нужным, жить своей собственной жизнью. Пойми меня правильно. Эта жизнь может включать в себя «Братьев Барлетт», а может и не включать. Вернее всего, последнее. И решать буду я. Больше ничьих приказов не потерплю.

Одним движением руки он отмел все мной сказанное.

— Ты сам не знаешь, чего хочешь; ты еще просто мальчишка. Не важно, мы поговорим об этом завтра. Сегодня день радости.

— Нет, Пат. Я не мальчишка. Я мужчина. И с этим тебе придется смириться. Пусть буду совершать ошибки, но больше не позволю собой командовать. — Он даже не посмотрел на меня. Я же стоял на своем. — Я говорю серьезно, Пат. Настолько серьезно, что, если ты не усвоишь сказанное и не станешь им руководствоваться, я уйду из дома немедленно. И навсегда.

Тогда он поднял глаза.

— Ты не посмеешь так поступить со мной.

— Посмею.

Он поискал что-то в моих глазах.

— Да. Похоже, ты способен на это. Ты же всегда был недобрым. Из-за тебя у меня было много неприятностей.