Семен Слепынин - Сфера разума

Однажды, закончив дела на внеземной станции, я опустился недалеко от села, где на одной из полянок договорился встретиться с дядей Абу. Он уже был на условленном месте, но на меня не обратил ни малейшего внимания. Для него вообще весь мир перестал существовать: дядя Абу сидел в кругу мальчишек.

— А еще кого там встретил? — спрашивали ребята с округлившимися от жадного внимания глазами.

— Пирата, — ответил дядя Абу. — Самого настоящего живого пирата. Не верите? Сейчас покажу. Интересно, узнаете вы его?

Дядя Абу встал, согнул в колене ногу и так ловко подтянул ее, что ноги будто и не было. Под мышкой у него появился костыль, а на голове широкополая шляпа. Очень картинно выглядели пистолеты, воинственно торчавшие за поясом, и синий камзол с медными пуговицами. Ребята сразу узнали своего любимца. Они плясали вокруг одноногого пирата и кричали:

— Джон Сильвер! Здравствуй, Джон Сильвер!

Попугаи в окрестных лесах, к сожалению, не водились. Выручил ворон Гришка. Он хозяйски уселся на плечо пирата и хрипловато, но вполне сносно восклицал:

— Пиастр-ры! Пиастр-ры! Пиастр-ры!

Слегка раздосадованный, я ушел в березовую рощу, побродил с полчаса и вернулся на поляну в надежде, что дядя Абу освободился. Не тут-то было! Ребятишки вцепились в его штанины, в полы суконного камзола и умоляюще просили:

— Джон Сильвер, покажи, как ты был великим джинном! Покажи!

Одноногий пират преобразился в араба из сказок «Тысяча и одна ночь». Вскинув руки, дядя Абу с забавными ужимками и гримасами потешался над своим недавним прошлым.

— Я Дахнаш, сын Кашкаша, — гулко, словно из заоблачных высей, кричал он. — Я великий и непобедимый джинн!

Восторгу ребятни не было предела.

«Все. Дядя Абу для меня пропал», — подумал я. Однако поздним вечером я застал его в кустарнике на берегу реки. Дядя Абу сидел за старинным столом с витыми изогнутыми ножками и пил вино — от этой дурной привычки, приобретенной в изгнании, он еще не избавился. Лицо его порозовело, но выглядело унылым и скорбным.

— Алкаш, — с укоризненной усмешкой сказал я.

Дядя Абу грустно улыбнулся и жестом пригласил сесть.

— Тебе-то хорошо, скоро улетишь туда, — дядя Абу ткнул пальцем в небо, где засветились первые звезды. — А я останусь. Что буду делать? Чем заниматься?

— А наша работа на внеземной станции?

— Подходит к концу. Уже дематериализовали казарменный город и волшебный лес. Остров оголился и стал таким, каким и должен быть. А здесь погасла блуждающая зона: работа Памяти пришла в норму. Теперь наших ребятишек не будут пугать тени прошлого.

— Но ты еще не стар, дядя Абу. В космосе нужны историки.

— А ребятишки! — Дядя Абу испуганно взглянул на меня и в ужасе замахал руками. — Нет, нет! Не покину я их. Не могу.

Что верно, то верно. Без преданной звонкоголосой братии дядя Абу зачахнет.

— А фантастические романы! — вспомнил я. — В сюжетах недостатка испытывать не будешь. Мы с тобой многое повидали.

— Да, впечатления наши обогатились, — усмехнулся дядя Абу.

Выпив еще стакан вина, он совсем захмелел и начал, к моему огорчению, бахвалиться, как некогда в «Кафе де Пари».

— Все передо мной трепетали. Я был велик и могуч, как Вселенная. А как я тогда разделался с Раваной! Помнишь? Одним плевком!

Дядя Абу светился от упоения. И вдруг нахмурился: в памяти его возник невзрачный Угрюм-Бурчеев.

— Прохвост! — Голос моего собеседника кипел от гнева. — Выпорол розгами. Это меня-то! Непобедимого джинна!

— Как не стыдно, дядя Абу, — я покачал головой. — Напился, как мелкий бес. Что скажут ребята, если узнают?

Упоминание о ребятишках подействовало отрезвляюще. Дядя Абу побледнел, панически огляделся по сторонам и смахнул со стола бутылки. Не долетев до земли, они исчезли, растворились в Памяти.

— Все. Больше не буду, — твердо заявил он и с умоляющими глазами просил: — Только никому не говори, что застал меня в таком виде. Не выдашь меня?

— Что ты, дядя Абу! Как мог такое подумать. Поделись лучше новостями.

— Да, многое ты не знаешь. Стал каким-то странным.

— Чем же странным? — пожал я плечами.

— Каким-то меланхоликом. Бродишь один по лесам и полям. Все привыкаешь. А твои товарищи со знаками «Валькирии» спрашивают о тебе, ждут. Их экипаж готовится к полетам. Дружный экипаж. И назвали его…

— «Валькирии и викинги»! — догадался я.

— Верно. Полетят «Валькирии и викинги» в межгалактические дали, возможно, уже на новом и очень необычном корабле. При его создании пригодилась отчасти и твоя гипотеза.

— Моя гипотеза? — удивился я. — Ах, да! Еще в школе я поделился со Сферой Разума своими фантазиями о звездных рысаках. Но это же вздор, дядя Абу. Да и Сфера назвала мои мечтания чепухой.

— Чепухой? — улыбнулся мой собеседник. — Ты, я вижу, совсем одичал. И не знаешь, что произошло. Тогда слушай.

А произошло, оказывается, вот что. Сфера Разума в тот раз не отбросила мою гипотезу. Она записала ее в своей бездонной Памяти на всякий случай. И случай этот подвернулся.

Однажды один из конструкторов космических кораблей находился в творческом общении со Сферой Разума и уже в который раз мучительно искал что-то свое, качественно новое. Кажется, вот оно, то самое заветное новое решение, дразнящим облачком мелькает перед глазами… Но догадка каждый раз ускользала. Расслабившись, конструктор слушал музыку — иногда она помогала; смотрел ожившие образы древних легенд, связанных с полетами. Потом он возвращался к догадкам и гипотезам своих нынешних коллег. И тут Сфера Разума словно невзначай подсунула мою выдумку. Конструктор увидел звездного коня, скачущего по цветущим космическим лугам. «Вот это да!» — улыбнулся он. Но шальная выдумка все больше привлекала его, волновала своей поэтичностью. И вдруг словно молния вспыхнула… Ответ найден! Образ звездного рысака послужил искрой, воспламенившей воображение конструктора. Вскоре он вместе со своими коллегами проектировал невиданного доселе межзвездного летуна — живой организм.

— Корабль, конечно, не похож на твою лошадку, — улыбнувшись, продолжал дядя Абу. — Пробная модель уже вылетела в испытательный рейс, поднялась из эвкалиптовых лесов Австралии.

Из лесов!.. Я уже почти не слышал дядю Абу: фантазия моя поскакала галопом. Конечно же, из зеленошумных творящих лесов или даже из трав, подобно журавлям, будут взлетать живые корабли. В своем воображении я увидел космос — пылевые облака, озаряемые, как молниями, вспышками взрывающихся звезд; мглистые туманности, похожие на тучи. Меж ними, как над штормовым морем, реют межзвездные альбатросы. Оперение у них, как и положено птицам, — мягковолновое, но защищающее людей надежнее металлических обшивок прежних кораблей. Своими острыми клювами космические альбатросы рассекают, взламывают пространство и летят…