Нил Гейман - Задверье

– В Белфасте, – ответил он. – Сегодня.

– Спасибо, – сказала д'Верь. – Надеюсь, ты вернешь свою кисточку. Отпусти его, Охотник.

Охотник разжала пальцы.

Мальчик не шелохнулся. Смерив ее взглядом, он скривился, показывая – и сомнений тут не было никаких, – что ее имя не произвело на него ни малейшего впечатления.

– Так это ты? Охотник?

В ответ она скромно улыбнулась с высоты своего роста. Мальчик шмыгнул носом.

– Это ты лучший телохранитель во всем Подмирье?

– Так мне говорили.

Единым движением мальчик вытянул руку, потом отдернул ее назад. И вдруг озадаченно замер и, разжав пальцы, поглядел на свою ладонь. А затем растерянно поднял глаза на Охотника. Она же раскрыла собственную ладонь, на которой лежал крохотный выкидной ножик с зазубренным лезвием, и подняла нож повыше, так, чтобы мальчику было не достать.

Он сморщил нос.

– Как тебе это удалось? – неохотно спросил он.

– Ловкость рук, – ответила Охотник.

Закрыв нож, она бросила его мальчонке, который его поймал и, даже не оглянувшись, припустил по коридору в погоню за своей кисточкой.

Течение лениво несло тело маркиза де Карабаса на восток – лицом вниз по глубокому каналу канализации.

Лондонские клоаки начинали свою жизнь как реки и ручьи, с юга и с севера впадавшие, неся с собой мусор, трупы животных и содержимое ночных горшков, в Темзу, а та – по большей части – уносила неуместные вещества в море. Эта система более или менее справлялась с отбросами, население росло, росли и его отходы, пока в 1858 году отходы жителей и промышленности Лондона в сочетании с довольно жарким летом не породили феномен, ставший в свое время известным как Великий Смрад: сама Темза превратилась в открытую клоаку. Те, кто мог покинуть Лондон, уехали; оставшиеся оборачивали лица пропитанными карболкой платками и старались не дышать через нос. Парламенту в том году пришлось раньше срока объявить о роспуске своих членов на каникулы, а в будущем году принять билль о начале строительства настоящей канализации. Построенные тогда тысячемильные каналы были сконструированы на пологом склоне с запада на восток, и приблизительно за Гринвичем насосы выкачивали отходы в дельту Темзы, откуда они попадали в море. Этот путь и совершало тело маркиза, путешествуя с запада на восток, к восходу и насосным станциям.

На высоком кирпичном уступе крысы, занятые тем, чем заняты крысы, когда на них никто не смотрит, видели, как оно проплывает.

Самая большая из них, точнее – большой, ибо это был огромный черный крысюк, что-то пропищал. Маленькая бурая крыска пискнула в ответ, а потом спрыгнула с уступа на спину маркиза и прокатилась на нем немного по каналу, принюхиваясь к волосам и камзолу, пробуя кровь на вкус, а кожу – на зуб, затем, зацепившись кое-как, опасно перегнулась, чтобы всмотреться внимательно в видимые части лица.

С головы она соскочила прямо в грязную воду, где усердно поплыла к берегу, а там взобралась на скользкий уступ.

Пробежав по балке, она присоединилась к своим товаркам.

– Белфаст? Нам что, в Ирландию нужно ехать? – недоуменно спросил Ричард.

Д'Верь проказливо улыбнулась, а когда он стал настаивать, ответила только:

– Сам увидишь.

Он сменил тактику.

– Откуда ты знаешь, что мальчишка говорил про Ярмарку правду? – спросил он.

– О таком никто из живущих внизу не лжет. Я… даже не знаю, сможем ли мы солгать об этом. – Она помедлила. – Ярмарки – особенные.

– А откуда мальчишка знает, где она?

– Кто-то еще ему сказал, – ответила Охотник. Ричард ненадолго задумался.

– А этот кто-то как узнал?

– Кто-то ему сказал, – объяснила д'Верь.

– Но…

Он все никак не мог взять в толк, кто же все-таки устанавливает время и место Ярмарки, как распространяется весть о ней… И пытался сформулировать вопрос так, чтобы он не прозвучал глупо.

– Ш-ш-ш-ш. Не знаете, случаем, когда ближайшая Ярмарка? – спросил из тьмы грудной женский голос.

Вопрошавшая вышла на свет. Тускло блеснули серебряные украшения. Волосы цвета воронова крыла уложены волосок к волоску. Она была очень бледна, и подол угольно-черного бархатного платья волочился по полу. Ричард сразу понял, что уже видел ее раньше, но ему понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить где. На своей первой Передвижной Ярмарке, вот где. В «Харродс». Она ему улыбнулась.

– Сегодня, – сказала Охотник. – Белфаст.

– Спасибо, – сказала женщина.

«У нее изумительные глаза, в жизни таких не видел, – подумал Ричард. – Цвета наперстянки».

– Значит, увидимся там, – сказала незнакомка и поглядела на Ричарда, словно обращалась к нему одному. А потом чуть застенчиво отвела взгляд.

Она сделала шаг в тень и в ней растворилась.

– Кто это был? – поинтересовался Ричард.

– Они называют себя Бархатные, – объяснила д'Верь. – Днем они спят здесь, внизу, а ночью ходят по Надмирью.

– Они опасны? – спросил Ричард.

– Все опасны, – ответила Охотник.

– Послушайте, – сказал Ричард. – Я так и не понял, как обстоит дело с Ярмарками. Кто решает, где и когда их устраивать? И как об этом узнает первый «кто-то»?

Охотник пожала плечами.

– А ты, д'Верь, не знаешь?

– Никогда не задумывалась.

Они свернули за угол. Д'Верь подняла повыше фонарь.

– Совсем неплохо, – сказала она.

– И быстро к тому же, – согласилась Охотник. Кончиком пальца она коснулась краски на стене. Краска была еще влажная.

На росписи были изображены Охотник, д'Верь и Ричард. И портреты были далеко не лестными.

В логово Златовласок черный крысюк вступил почтительно – опустив голову и прижав уши. Потом, попискивая и щелкая зубами, пополз вперед.

Лежбище себе Златовласки устроили в горе костей. Когда-то эти кости принадлежали косматому мамонту. Было это в незапамятные холодные времена, когда мохнатые громадины еще бродили по заснеженной тундре в Южной Англии с таким – по мнению Златовласок – видом, будто они здесь хозяева. Во всяком случае, этого конкретного мамонта от такого заблуждения избавили – довольно основательно и решительно – сами Златовласки.

У подножия горы черный крысюк благоговейно пал ниц: подставляя горло, лег на спину, закрыл глаза и стал ждать. Некоторое время спустя щелканье и писк сверху подсказали ему, что он может перекатиться и встать на лапы.

Из черепа мамонта на самом верху груды выбралась одна Златовласка. Спустилась по старому бивню. Это была крыса с золотым мехом и глазами цвета меди. Размером она была с домашнюю кошку.

Черный крысюк заговорил. Златовласка ненадолго задумалась и пропищала приказ. Черный крысюк перекатился на спину, снова на мгновение открывая горло. Потом повернулся и юркнул выполнять.