Млечный Путь, 21 век, No 1(50) 2025 - Уистен Хью Оден

моем здоровье и распорядиться подать завтрак, состоявший из куска нежнейшей вареной рыбы с устрицами восхитительного вкуса, украшенных кусочками тех же странных грибов, которые я ел среди миккаменков. Все это было подано на прекрасном серебряном блюде на серебряном подносе с серебряными же столовыми приборами.

Вспоминая странный способ, которым рыбу ловили и убивали в стране миккаменков, мне было любопытно узнать, как это делали соодопсии, ибо я достаточно хорошо знал их, чтобы понять, что ощущение чего-то, борющегося за свою жизнь в их руках, будет достаточно, чтобы повергнуть их в приступы великого страдания, наполнить их нежные сердца безымянным ужасом.

"В конце одного из многочисленных коридоров, ведущих из нашего города, - объяснил Длинные пальцы, - есть каменная пещера, которую наши предки называли Уфаслок, или дыра смерти, потому что любое существо, которое вдыхает ее воздух в течение нескольких мгновений, обязательно умрет. Поэтому они закрыли ее навсегда, оставив только маленькую трубочку, торчащую из двери. Как ни странно, те, кто дышит этим воздухом, не испытывают никакой боли, но вскоре погружаются в приятный сон и, если их не спасти, конечно, никогда больше не проснутся. Теперь, когда наши законы запрещают причинять боль даже самому ничтожному существу, нашим предкам пришло в голову, что с помощью длинной трубы они могут подавать этот отравленный воздух в реку, когда им понадобится запас рыбы для еды. Так они и делали, и, как ни странно, в тот момент, когда рыба чувствует, что газ пузырится в реке, они сразу же подплывают к устью трубы и борются друг с другом за возможность поймать смертельные пузырьки. Видимо они вызывают какие-то приятные ощущения перед тем, как постепенно погружают живое существо в его последний сон. И таким образом мы получаем возможность питаться рыбой из нашей реки, не нарушая закона".

Я понимал, что познакомился с очень оригинальным и интересным народом, но Балджер, как я вскоре заметил, был не совсем доволен им по нескольким причинам. Во-первых, он никак не мог привыкнуть к холодному и остекленевшему взгляду их глаз, а во-вторых, он немного завидовал их удивительно острому обонянию, которое у них было настолько сильным, что они неизменно подавали признаки того, что замечают приближение Балджера еще до того, как, например, я мог его увидеть, и всегда поворачивали лица в ту сторону, от куда он появлялся.

Вы помните, дорогие друзья, что я упомянул тот факт, что формифолку ходили босиком, и что их ноги, так же как и руки, казались слишком большими для их тел, и я хочу добавить, что в то время как Балджера и меня вели по длинным коридорам и извилистым проходам по пути в Серебряный город, трое соодопсий часто останавливались и, казалось, пытались ногами нащупать что-то на полу. Я не задумывался об этом, пока мы с Балджером не отправились на нашу первую прогулку по их чудесному городу, и тогда, к моему великому удовольствию, я обнаружил, что номера домов, имена жильцов, названия улиц, а также все, так называемые, вывески, и все указатели были написаны слегка выпуклыми буквами на мостовых и тротуарах. И тут меня осенило, что Длинные пальцы и его спутники просто останавливались, время от времени, чтобы прочитать названия улиц подошвами своих ног, и чтобы убедиться, что они выбрали правильный путь.

Более того, дорогие друзья, когда мы с Балджером впервые проезжали по одной из открытых площадей Серебряного города, вы можете представить себе мое удовлетворение, когда я обнаружил, что серебряные тротуары были буквально покрыты письменами, написанными рельефными буквами.

Так вот, в замечательной книге дона Фума он в своей мастерской манере дал мне ключ к языку формифолку, так что я легко смог определить, что часть улиц были отданы, например, историкам, а некоторые - писателям, в то время как другие были заполнены учеными трудами философов, а многие содержали тысячи строк произведений лучших поэтов.

И мне не составило большого труда определить, какие из них были любимыми стихами соодопсий, ибо, как вы легко можете предположить, они были отполированы, как серебряное зеркало, шарканьем множества благодарных ног по их одухотворенным и проникновенным строкам.

Я заметил, что сочинения философов в этом мире, как впрочем и в моем собственном, находили мало почитателей, так как рельефные буквы во многих случаях были потускневшими и черными.

Несколько позже, когда я познакомился с Бархатной подошвой, дочерью Длинных пальцев, милым маленьким существом, столь же полным внутреннего света, сколь слепым к внешнему миру, и она пригласила меня "зайти почитать", мне стоило большого труда убедить ее, что я не могу снять то, что она называла моими нелепыми "футлярами для ног", чтобы присоединиться к ней и насладиться некоторыми из ее любимых стихов. Но для меня было восхитительным развлечением сопровождать эту счастливую маленькую девочку, когда она "уходила читать". Мне нравилось идти рядом с ней и наблюдать за постоянно меняющимся выражением ее прекрасного лица, когда подошвы ее крошечных ножек чувствовали слова любви, надежды и радости. Ее сердце в этот момент замирало, а руки застывали в позе блаженного наслаждения, казалось, столь же глубокого и пылкого, как если бы благословенный солнечный свет падал на ее лицо, а глаза упивались великолепием летнего заката. О обитатели верхнего мира со светом, струящимся в окна ваших душ, с вашими ушами способными воспринимать музыку свирели, флейты и скрипки, и еще более сладкую музыку голоса любви, насколько больше есть у вас, чем у нее, и все же как редко вы бываете так же счастливы и способны ощущать то сладостное удовлетворение, которое испытывает эта маленькая соодопсия!

За короткое время формифолку, казалось, вполне привык к тому, что мы с Балджером были среди них, и были со мной так же дружелюбны, как если бы я был одним из них.

Однажды Длинные пальцы привел меня в дом самого старого и мудрого ученого из соодопсий, по имени Бочколобый.

Он принял меня очень радушно, хотя я, видимо, прервал его занятия, потому что, когда я вошел в его комнату, он читал одновременно четыре разные книги: две лежали на полу, и он изучал их рельефные буквы подошвами своих ног, а две другие были установлены на раме перед ним, и он расшифровывал их кончиками пальцев.

Но когда ему сообщили, кто я такой, он сразу же прекратил работу и задал мне ряд вопросов, касающихся высшего мира, о котором он, кстати, был не очень высокого мнения.

- Вы, люди, - сказал он, - если я