Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

вдаль. Однако за столь оригинальное решение мне пришлось дорого заплатить. Когда я уже собрался идти дальше, ужас обрушился на меня с поистине сокрушающей силой, и мне показалось, что он охотился именно на меня. Я умирал от страха, я бежал сломя голову, точно безумный, и когда нагнал наконец друзей, сердце у меня буквально выскакивало из груди.

Ещё я смутно вспоминаю, что оказался в какой-то комнате с каменными стенами, покрытыми надписями, которые я был не в состоянии прочесть. В углу мерцал масляный светильник.

Подняв глаза, я увидел перед собой обнажённого мужчину с лисьей головой. В одной руке он держал кремнёвый нож, в другой — сосновую шишку. Лисья голова, разумеется, была просто маской. Я знал, что так и полагается.

— Теперь ты знаешь, — сказал он мне.

— Что я знаю? — спросил я.

— Ты знаешь, каков лик будущего.

Довольно долго я колебался, но всё же спросил:

— А кто ты сам?

— Зеркало, — был ответ.

Я протянул руку, желая его коснуться, и пальцы мои ощутили гладкую поверхность. Тогда я коснулся собственного лица: вместо него была длинная, покрытая шерстью звериная морда.

По-моему, я дико вскрикнул, но более ничего припомнить не могу…

Вспыхивают порой и ещё какие-то разрозненные воспоминания, которые я никак не могу привести в порядок. Они, собственно, не имеют даже сюжета; то вспомнится чьё-то лицо, то незнакомый пейзаж, то в ушах прозвучат несколько непонятных и не связанных между собой фраз…

Лицо было явно человеческим, но обрамлено густой звериной шерстью. Человек улыбался, и рот его был выпачкан кровью.

Пейзаж представлял собой голые скалы на вершине горы, скрытые пеленой тумана. Под одной из скал виднелась кучка серого пепла. На мгновение туман рассеялся, и я увидел бесчисленные светящиеся точки далеко внизу подо мною, в глубине долины. Потом облака тумана снова сомкнулись.

И послышался женский голос:

— Ах, какие замечательные сны нам снились тогда! Как прекрасны были наши мечты! И вот к чему мы пришли!..

И другой женский голос откликнулся:

— Но это тоже часть нашего сна!

Вот и весь разговор.

Я ничего не смог из него понять. Видимо, нужно время, чтобы отделить галлюцинации от реальности. Но днём мы в пути и лишь к вечеру разбиваем лагерь и делаем самое необходимое для поддержания жизни. Только переделав все дела, я могу что-то записать в дневнике, а потом валюсь без сил и засыпаю.

Я постоянно чувствую себя усталым. Нет сил даже думать как следует. Я понимаю, что события совершили какой-то странный поворот… точнее, несколько странных поворотов. Но как-то реагировать на это я не в состоянии. Разберусь во всём, когда достигнем Срединных земель — до них, по словам Дерниха, всего несколько дней пути.

И там, на равнинах, вволю еды, и можно будет отоспаться, и, если мы пробудем там достаточно долго, я, возможно, осмелюсь всё же перечитать более ранние главы своего дневника и попытаюсь как-то примирить между собой те бесконечные противоречия, которые стали сутью моей жизни.

В последнее время явно не хватает пищи. Бо́льшая часть съедобных растений растёт всё-таки в долинах, а мы сейчас находимся на высоте в несколько тысяч футов над уровнем моря и, насколько я могу судить, всё ещё продолжаем карабкаться вверх. Растительность постепенно исчезает, всё чаще встречаются голые скалы, тогда как мы во время переходов тратим огромное количество энергии, но никак её не восстанавливаем.

Поведение людей явно изменилось. Все стали чрезвычайно раздражительными, легко впадают в депрессию; участились приступы необъяснимой злобной ярости. Не знаю, нормально ли это. Мне кажется, у многих характеры стали меняться сразу после Праздника. Да, все мы теперь не те, какими были когда-то.

Сегодня вечером нам повезло! Уже в сумерках Вольфинг выследил оленя. Мы дружно бросали в него камни и каким-то невероятным образом ухитрились сломать ему правую переднюю ногу, а потом забили до смерти палками. Разжигая костёр, мы уже едва сдерживали себя — до сих пор мы и не представляли, насколько изголодались. Мы обжаривали мясо прямо в жарко горевшем огне, хотя это наихудший способ его приготовления, и пожирали практически сырым.

Я никак не рассчитывал, что на такой высоте может встретиться город. Но тем не менее он нам встретился. Несколько часов, лёжа на высоком выступе, мы наблюдали за тем, что там происходит. Однако не было заметно ни людей, ни машин на улицах. Вообще ничего. Точнее, почти ничего. Вольфинг сказал, что видит на улицах полчища крыс. Над городом кружили стаи ворон, чуть выше парили стервятники, высматривая, чем бы поживиться.

По поводу этого города у нас возникли серьёзные разногласия. Грандинанг и все женщины мечтали заняться грабежами — ведь в городских домах всегда есть кладовые, где может найтись еда, не говоря уж о золоте, драгоценностях и прочем добре. Мне тоже хотелось побывать в этом городе — из любопытства. Но Дерних и Вольфинг, в кои-то веки объединившись, решительно выступили против всех остальных. Дерних утверждает, что все города прокляты, что там мы не найдём ничего, кроме смертей и болезней. Вольфинг говорит, что сейчас нам всё равно не под силу унести большую добычу и что мы ещё вернёмся сюда после Общего Сбора и тогда уж унесём как можно больше.

В общем-то неважно, у кого аргументы оказались более убедительными. Если уж Дерних и Вольфинг решили действовать заодно, остальные, конечно же, поступят так, как скажут они.

Ещё четыре ночёвки остались позади. Жаль всё-таки, что мы не ограбили тот город — теперь-то мы идём по голым камням. Мы поднялись уже выше зоны лесов и продолжаем подъём. Изредка ещё попадаются кустарники, а вот животных здесь практически нет.

Ланея больше со мной не разговаривает. И спит тоже в сторонке. Она откровенно презирает меня за то, что я веду летопись, и мечтает стать женой воина. Она не сводит глаз с Дерниха, и этот взгляд выдаёт её с головой. Дерних делает вид, что ничего не замечает — чтобы не уронить своего достоинства: он ведь