Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

слышатся голоса. Уошберн всовывает ногу в стремя и собирается вскочить в седло.

В этот момент дрожащий тонкий голос выкрикивает.

— Отлично, Уошберн, огонь!

С искажённым лицом Уошберн пытается извернуться, пытается освободить стрелковую руку, пытается волчком отскочить с линии огня. Даже в этой судорожной, невероятной позе он умудряется выхватить свой «сорок четвёртый» и, крутанувшись на месте, видит в десяти ярдах от себя веснушчатого парнишку: его «пушка» уже выхвачена, он уже прицелился, уже стреляет…

Солнце взрывается в голове Уошберна, он слышит пронзительное ржание лошади, он проламывается сквозь все пыльные этажи мира, валится, а пули с глухим звуком входят в него, — с таким звуком, как если бы большим мясницким ножом плашмя шлёпали по говяжьей туше. Мир разваливается на куски, киномашинка разбита, глаза — две расколотые линзы, в которых отражается внезапное крушение вселенной. Финальным сигналом вспыхивает красный свет, и мир проваливается в черноту.

Телезритель — он и публика, он же и актёр — какое-то время ещё тупо смотрит на потемневший экран, потом начинает ёрзать в мягком кресле и потирать подбородок. Ему, похоже, немного не по себе. Наконец он справляется с собой, громко рыгает, протягивает руку и выключает телевизор.

В стране чистых красок

In a Land of Clear Colors — New Constellations: An Anthology of Tomorrow's Mythologies 1976/11; перевод: Ирина Алексеевна Тогоева

В стране чистых красок и сказок, Где минут не бывает печальных, Где балы восхитительных масок, Где шёпот цветов музыкальных; Где в лесу весна приоткрыла Свой зардевшийся лик чуть смущённо У вод, что внемлют влюблённым… В какой же стране это было? Суинберн

В самой форме предметов уже заложена некая особая информация. Во всём здесь, на Калдоре V, чувствуется тревожащая душу иррациональность. Ну, например, почему вон той горе — Унгдор, кажется, так её здесь называют? — почему ей понадобилось иметь форму перевёрнутой вверх ногами пирамиды? И почему деревья в лесу — а некоторые из них толщиной футов в десять — все лежат на земле? И почему эти птицы — ужасно похожие на сорок — строят свои гнёзда буквально в воздухе и им без конца приходится сменять друг друга, чтобы поддерживать эти гнёзда? И почему облака здесь то и дело изгибаются дугой?

Это ещё только самые очевидные загадки. И у каждой внутри спрятана по крайней мере ещё одна. Я полагаю, всему этому можно найти рациональное объяснение и даже предсказать грядущие метаморфозы, но мне подобное знание не дано.

В данный же момент меня больше всего интересует следующее: почему зеркала на планете Калдор V не отражают того, что просто-таки должно в них отражаться?

Надо сказать, я частенько чувствую себя здесь не в своей тарелке. Дело в том, что благодаря механогипнозу я могу разговаривать на трёх основных языках Калдора, но совершенно не в состоянии воспринимать смысловые нюансы речи аборигенов. (Та же беда у меня на Земле с испанским.)

Мы, земляне, привыкли считать, что речь — это мысль, заключённая в словесную оболочку, что предложения — это обдуманные высказывания, обозначающие некие вполне конкретные действия, пожелания, ощущения и так далее; что слова имеют строго определённый смысл. Хотя это не всегда так даже на Земле. А уж здесь, на Калдоре, и подавно. И здесь слова имеют конкретный смысл, однако служат совсем иным целям.

Здешняя речь исключительно уклончива. Впрочем, самим-то жителям Калдора, я полагаю, она кажется абсолютно логичной и естественной. И для них не составляет никакого труда понять собеседника. А мне приходится прилагать для этого титанические усилия, причём здесь подобные усилия нужны во всём, что несколько утомительно. Ничто не даётся легко, ничего ни понять, ни взять просто так невозможно.

Проблемы у разведчиков-первопроходцев всюду одни и те же. Во-первых, выжить на чужой планете. И, во-вторых (что непосредственно связано с первой проблемой) — не утратить рассудок. Неуверенность всегда влечёт за собой и склонность к преувеличениям. Пожалуй, самой большой опасностью на чужой планете является постоянное ощущение тревоги.

Серьёзную проблему представляет собой и так называемый культурный шок. Информационная перегрузка порой просто невыносима. В таких случаях люди либо отключаются и вообще перестают что-либо замечать и регистрировать новые факты и явления, либо делают это крайне торопливо и невнимательно.

Влияет подобное состояние — причём влияет поистине катастрофически! — и на способность принимать решения. Нужно учитывать слишком много не поддающихся учёту мелочей, выбирая решение среди невероятного количества возможных, — и всё это на основе крайне недостаточной информации.

В итоге порой наступает некий паралич воли. Вплоть до того, что не можешь решить, как приготовить яйцо — сварить или поджарить в виде яичницы. И ничто не должно тебе мешать, пока ты делаешь столь важный выбор! А когда наконец его сделаешь, то чувствуешь, что силы на исходе и тебе уже совсем не до еды.

Мне казалось, что исследование чужой планеты — это как бы просмотр необычного фильма, наблюдение за чужими действиями со стороны. К этому я был готов; однако я не учёл того, что непременно и сам стану участником происходящих событий, а не просто зрителем.

Ланея зашла ко мне сегодня просто так. Во всяком случае, я ничего особенного в этом не усматриваю. Меня её присутствие одновременно тревожит и успокаивает. Я уже отчасти привык к её анатомическим особенностям. Правда, исключительная гибкость Ланеи (она свойственна почти всем калдорианцам) всё ещё представляется мне чудом. Порой кажется, будто эта девушка вообще лишена костей! Особенно гибкие у неё руки, ноги и шея. Она, например, может запросто повернуть голову на 180 градусов и посмотреть, что у неё за спиной. Я уже просил её