Джон Уиндем - Том 5. Жизель. Ступай к муравью

Я попыталась сделать еще шаг, но она тянула меня за одежду назад, чтобы хоть как-то удержать. Однако мой вес оказался слишком велик для нее, раздался треск рвущейся материи, я потеряла равновесие и покатилась вниз по ступенькам…

Когда я открыла глаза, чей-то голос сказал:

— Вот так-то лучше, но это было очень нехорошо с вашей стороны, мамаша Оркис. Вы еще легко отделались. Мне просто стыдно за вас!

Голова болела от ушибов, и меня выводило из себя, что вся эта чепуха вокруг упорно продолжалась. В общем, я не чувствовала никакого раскаяния за свой поступок и послала санитарку к черту. Она сделалась строго официальной, молча налепила мне на лоб кусок марли и пластырь и гордо удалилась.

Одумавшись, я должна была признать, что она была совершенно права. Огромная волна отвращения к себе и чувство беспомощности снова довели меня до слез; я тосковала по своему гибкому, стройному телу, я вспоминала, как однажды Доналд сравнил меня с деревцем, колышущимся на ветру, и назвал его моей сестрой; а только пару дней назад…

И тут внезапно я сделала открытие, которое заставило меня резко сесть на постели. Пробел в моей памяти восстановился полностью, и я теперь помнила все! У меня даже голова закружилась от этого, и я была вынуждена снова опуститься на подушку. Передохнув, я припомнила все детали, вплоть до того момента, когда иглу от шприца вытянули из моей руки, и кто-то помазал ранку йодом…

Но что же случилось потом? Я ожидала всяческих сновидений и галлюцинаций, но не такого острого, яркого чувства реальности! Что, во имя всего святого, они сотворили со мной?! — подумала я.

Потом, должно быть, я снова заснула, потому что, когда я открыла глаза, уже было светло и свита из маленьких санитарок прибыла, чтобы заняться моим утренним туалетом. Они расстелили на постели большие полотнища и, ловко переворачивая меня с боку на бок, всю обмыли. После этого я почувствовала себя намного лучше, да и головная боль прошла.

Когда омовение уже подходило к концу, в дверь решительно постучали и, не дожидаясь приглашения, в комнату вошли две красивые женщины типа «амазонок», одетые в черную форму с серебряными пуговицами. Маленькие санитарки уронили все, что у них было в руках, и с криками ужаса сбились в кучу в дальнем углу комнаты.

Вошедшие женщины приветствовали меня обычным жестом правой руки и тоном, одновременно авторитетным и почтительным, спросили:

— Вы Оркис? Мамаша Оркис?

— Да, так меня здесь называют, — ответила я.

Одна из женщин помедлила, а потом, скорее прося, чем приказывая, сказала:

— У нас имеется ордер на ваш арест, мамаша. Пройдемте с нами, пожалуйста.

В углу, среди маленьких санитарок, послышались возбужденные и удивленные восклицания. Женщина в форме заткнула им рты одним только взглядом.

— Оденьте мамашу и приготовьте ее к поездке, — скомандовала она им.

Санитарки нерешительно выбрались из своего угла и направились ко мне.

— Живее, живее! — подгоняла их женщина.

Я уже была почти закутана в свои розовые покрывала, когда в комнату вошла врач. Увидев двоих в черной форме, она нахмурилась.

— Что это значит? — спросила она. — Что вы тут делаете? — голос ее был строг.

Старшая из двоих объяснила.

— Ордер на арест?! — переспросила врачиха. — Да как вы смеете арестовывать мамашу! Никогда не слыхала подобной чепухи! В чем же ее обвиняют?

— В реакционности, — ответила младшая из двух несколько смущенно.

Врач гневно уставилась на нее.

— Мамаша-реакционер! Что вы еще выдумаете?

— Но у нас есть приказ, доктор, — сказала одна из женщин.

— Ерунда. У вас нет никакой власти. Вы когда-нибудь слыхали, чтобы мамашу подвергли аресту?

— Нет, доктор.

— Ну, так не создавайте прецедента. Лучше уходите!

Женщина в черной форме недовольно вздохнула. Затем, видимо, ей пришла в голову мысль:

— А что, если вы нам дадите подписанный вами отказ ее выдать? предложила она с надеждой в голосе.

Когда обе женщины-полицейские ушли, вполне удовлетворенные полученным ими листком бумаги, врач мрачно посмотрела на маленьких санитарок.

— Вы, прислуга, конечно же, не можете удержаться от болтовни. Стоит вам что-нибудь услышать, как это тут же распространяется повсюду со скоростью ветра. Но, если я только услышу где-нибудь о том, что здесь произошло, я буду знать, от кого это исходит.

Затем она обернулась ко мне:

— А вы, мамаша Оркис, пожалуйста, в дальнейшем ограничивайтесь только словами «да» и «нет» в присутствии этих глупых болтушек! Я скоро вас снова навещу — следует задать вам еще несколько вопросов, — добавила она и удалилась.

Как только санитарки убрали поднос, на котором они приносили мой гаргантюанский завтрак, врач возвратилась, и не одна, а в сопровождении четырех женщин-медиков такого же нормального вида, как и она.

Санитарки притащили дополнительные стулья, и все пятеро, одетые в белые халаты, уселись около моей кушетки. Одной было примерно столько же лет, как и мне, две другие выглядели лет на пятьдесят, а пятой было, наверно, шестьдесят, если не больше. Все они уставились на меня, как на редкий музейный экспонат.

— Ну, мамаша Оркис, — сказала моя врач тоном, каким открывают судебные заседания, — нам совершенно ясно, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Естественно, мы хотим знать, что же случилось. Вам нет нужды беспокоиться о визите полиции сегодня утром — их появление здесь было просто неприличным. Нам надо только узнать, что все это значит, с сугубо научной точки зрения.

— Этот вопрос интересует меня не менее вас, — ответила я.

Я посмотрела на них, на комнату, в которой находилась, и на свое массивное тело.

— Я понимаю, — начала я, — что все это не что иное, как галлюцинация, но меня очень беспокоит тот факт, что в любой галлюцинации всегда должно чего-то недоставать, что хотя бы один из органов чувств чего-то не должен воспринимать. Однако в данном случае этого не наблюдается. Я полностью владею всеми органами чувств, в то время как мои ощущения заключены в очень крепкое, я бы даже сказала, плотное тело. Единственное, чего не хватает, на мой взгляд, так это какой-то причины, какого-то обоснования, пусть даже символического, всему этому.

Четыре вновь пришедшие докторицы взирали на меня с открытыми от изумления ртами. Моя врачиха бросила им взгляд, который говорил: ну, теперь-то вы убедились, что все сказанное мною правда? Затем снова обернулась ко мне.

— Мы начнем с нескольких вопросов, — сказала она.

— Прежде чем вы начнете, — прервала я, — мне бы хотелось кое-что добавить к тому, что говорила вчера. Я вспомнила еще некоторые вещи.