Владимир Ильин - Зимой змеи спят

Уже не для проверки, а для поимки незнакомца была разыграна душераздирающая сценка: самосвал на полной скорости мчался по улице, а под горку из переулка прямо под колеса машины неслась детская коляска с грудным ребенком, упущенная молоденькой раззявой-мамашей, и из коляски доносился отчетливый истошный рев младенца… Времени у «домохозяйки», неторопливо шествующей по тротуару, было полным-полно, чтобы не только осмыслить ситуацию, но и предотвратить гибель малютки. Тем не менее, «женщина» лишь судорожно огляделась по сторонам, словно проверяя, не следит ли за ней кто-нибудь (естественно, ни одной живой души на пустынной улице), и попятилась, не сводя взгляда с коляски… Грузовик раздавил, как яичную скорлупу, хрупкий экипажик вместе с белоснежным свертком, перетянутым голубым бантом, и только тогда выяснилось, что в коляске вместо грудного ребенка лежала большая пластиковая кукла с электронной начинкой…

Не давая незнакомцу в облике женщины прийти в себя, сотрудники Арвина Павловича подлетели к нему сзади на машине и усыпили сильнодействующим снотворным.

Находясь в почти мертвом сне, незнакомец вернулся в свое естественное мужское обличие (метаморфозу эту запечатлели на видеопленку в качестве хотя бы косвенной улики против Наблюдателей, но потом оказалось, что никакого чудесного превращения и не было — видимо, иллюзия изменения внешности достигалась гипнотическим воздействием на органы восприятия окружающих) и был доставлен на временный командный пункт Ассоциации, расположившийся в подземном убежище местной системы гражданской обороны.

Когда обездвиженный специальными инъекциями представитель Будущего пришел в себя, Арвин Павлович лично побеседовал с ним. Наконец-то он получил уникальную возможность впервые разговаривать с одним из тех, против кого боролся все эти долгие годы, и вначале не смог сдержать свои бурные эмоции, вылившиеся в короткий, но страстный монолог типа прокурорской речи на суде. Незнакомец, с наглой усмешечкой представившийся Ивановым, не долго отпирался и полностью признал, что является Наблюдателем (он вообще держался на протяжении всей беседы так же спокойно, как привык наблюдать за катастрофами и гибелью людей; правда, когда Арвин Павлович обвинил его и его коллег в бесчеловечности, он на короткое время утратил над собой контроль). В конце концов Арвин Павлович сделал «Иванову» предложение, суть которого заключалась в том, что он должен предоставить Ассоциации сведения о предстоящих событиях… хотя бы в нашей стране… В случае отказа Арвин Павлович обещал применить кое-какие насильственные методы выуживания информации из незнакомца… гипносканирование… новейшие «сыворотки правды»… (скорее всего, он все равно применил бы эти спецсредства, даже если бы незнакомец немедленно согласился сотрудничать — дабы предотвратить его попытку дезинформировать Ассоциацию).

«Иванову» было дано определенное время на размышления… до утра (тут Арвин Павлович опять лукавил: до утра оставалось совсем немного времени, поскольку беседа-допрос происходила до глубокой ночи).

А утром человек по «экзотической» фамилии Иванов превратился в дебила, страдающего недержанием слюны и мочи и абсолютно ничего не помнящего и не соображающего. Естественно, Арвин Павлович поначалу не поверил этому внезапному сумасшествию, приняв его за великолепную актерскую игру. По отношению к незнакомцу были применены все известные методы исследований, но вывод всех специалистов был однозначен: человек этот на самом деле ничего не помнит и не знает, мозг его девственно чист, и даже жизненно важная информация из него улетучилась. Оставалось только поместить его в то заведение, где активная терапия заключается в душе Шарко и в инъекциях химикатов, делающих даже самого буйного пациента тихим и спокойным. Что в итоге и было сделано. (Примерно через полтора года бывший Наблюдатель почил от сердечного приступа, хотя недоверчивый Арвин Павлович до самого конца подозревал, что смерть эта была лишь разыграна теми, кто послал «Иванова» в наше время, с целью эвакуации его тела в будущее; он даже подумывал, не произвести ли эксгумацию трупа, но выяснилось, что останки покойного были буквально в тот же день преданы кремации).

Любой на месте Арвина Павловича был бы подавлен этой неудачей, но глава Ассоциации не собирался предаваться унынию. Годы безуспешной борьбы закалили его характер и научили извлекать крохи информации даже из своих поражений. И буквально на следующий день после скоропостижного сумасшествия захваченного «языка» он, используя связи отца, отправил на имя Горбачева короткую докладную, в которой излагал данный эпизод деятельности Ассоциации и утверждал, что ему удалось-таки вытянуть из агента будущего кое-какую информацию. В частности, о том, что в ближайшее время в городе, где был схвачен Наблюдатель Иванов, произойдет некое чудовищное бедствие. Последнее предположение было плодом логических рассуждений Арвина Павловича, успевшего сделать для себя вывод, что наиболее активно Наблюдатели копошатся в тех точках нашего пространственно-временного континуума, где вскоре должны последовать какие-либо громкие события, причем чаще всего — трагического характера… Неизвестно, поверил ли ему Михаил Сергеевич или нет (позже Арвин Павлович догадался, что генсек предпочел не то чтобы верить или не верить автору анонимного послания, а просто-напросто выждать некоторое время, дабы проверить: сбудется предсказание или нет?), но «в ответ была тишина»… А через несколько дней город, о котором шла речь в докладной, был сметен с лица земли мощным землетрясением, вызванным подземными ядерными испытаниями, проводившимися за много километров от того региона.

Арвин Павлович заявился к Генеральному без предупреждения, но никто из помощников Горбачева и не рыпнулся задерживать его: видно, ими были получены соответствующие указания. На сей раз инициатор перестройки уже не заикался о необходимости «еще поработать и обозначить», а вполне деловито осведомился, чту и в какие сроки требуется Ассоциации для успешного решения своих задач… Спустя всего месяц статус Арвина Павловича резко поднялся до поста руководителя тайного ведомства, напрямую подчиняющегося лично Михаилу Сергеевичу и никому больше.

Теперь у Ассоциации было всё, о чем в прежние времена можно было только мечтать.

Взамен требовалось лишь регулярно нашептывать главе партии и государства всякую чушь, выдавая ее за информацию, полученную от захваченных агентов «противника».

Если предсказание сбывалось — что было, разумеется, большой редкостью — то Горбачев укреплялся в правильности своего решения относительно Ассоциации, а если нет — то у Арвина Павловича всегда была наготове масса отговорок, правдиво смахивавших на уважительные причины… дескать, всё было правильно, но по вине топорной работы ряда разгильдяев — далее указывались ведомства или конкретные должностные лица — ситуация изменилась, потому как мир перескочил на другую «ветвь» исторического развития… Или, например: да, виноваты мы, Михаил Сергеевич, потому как поспешно поверили этим сволочам из будущего, которые сознательно дезинформировали нас, сдав нам своих агентов… Как правило, такая ложь сходила до поры до времени с рук, Горбачев понимающе кивал своим родимым пятном и ронял напутственно что-нибудь о необходимости «тщательной проработки информации с товарищами»…