Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

3

Ну вот, повесил себе на шею дополнительную ношу. Сам, добровольно. Определил по часу через день заниматься с Маратом и Михо Морчиладзе техникой гипноза... А куда деваться? Его одного просто-напросто на всех не хватает. Не физического времени, а просто его самого на всех не стало хватать. Внутренняя энергия, кураж, как выражался доброй памяти первый учитель Станислав Соломонович Михайлов, не успевает восстановиться после всех плановых сеансов с Иванами, Камилями, Ксениями, Иринами да Эдуардами...

И еще. Пора, пожалуй, начинать подготовку к следующему этапу. Благо, есть хороший повод... Заодно и отдохнуть недельку.

— Марат Алексеевич, в следующий понедельник в Свердловске начинается симпозиум нейрохирургов. Хочу потолкаться в кулуарах, пообщаться с практикующими ребятами, вдруг кому интересные мозги попадались. А потом — в Новосибирск, Барнаул, Ташкент... Давно не был в тех краях, надо повидаться. Останешься за меня. Или... — он остро глянул на Акимушкина. — Или, может, вместе слетаем?

Собственно, мысль взять с собой Акимушкина пришла в голову только что, и исключительно для «прикрытия». Банник, конечно, не у дел, но остается Захаров с компанией. Не исключено, что не перестают «пасти», держат «под колпаком». Тем более, на выезде. А выводить их на Артюхова в планах категорически не значилось.

Но Марат, подумав, отказался, работы, мол, много. Баринов не настаивал.

На третий вечер пешего знакомства с городом он, словно невзначай, вышел к дому Артюхова. Минут пять постоял у окна на площадке между первым и вторым этажами. Ни в подъезде, ни во дворе подозрительных личностей не появилось.

Дверь открыла мать. А вот Олега дома не оказалось.

Представился Баринов намеренно невнятно, отрекомендовавшись старым знакомым. Ну и, скрепя сердце, пришлось несколько поступиться принципами.

С первых секунд он легким, поверхностным касанием стал внушать благожелательность и открытость, и без труда загасил естественную тревогу и недоверие. А в конце визита постарался сделать так, чтобы Татьяна Гавриловна всю беседу восприняла как мимолетную и несущественную. Не должно было остаться у нее не то чтобы негативных, но просто четких воспоминаний. Так, рядовое событие, не заслуживающее памяти, тем более, стремления пересказа кому-либо.

Было — и прошло. Заходил, мол, кто-то из приятелей сына — и ушел восвояси. Пообщалась с приятным человеком, разговор был легкий, непринужденный, никого ни к чему не обязывающий...

Вручил хозяйке семь красных гвоздик, шоколадно-вафельный торт из гостиничного ресторана, для Олега — «молодогвардейский» сборник «Фантастика-85».

В итоге на удивление очень уютно посидели за чаем с замечательными пирожками, к торту даже не притронулись.

...Похоже, сильно они тогда напугали парня. Или он сам напугался. Снов, воспоминаний чужой жизни — даже, фактически, двух: Нины Афанасьевой и Марии Семенихиной.

Из почти двухчасового разговора выяснилось, что последний год Олег был сам не свой. Причиной такого состояния не делился ни с кем, только сказал матери, что надо бы изменить свое, как он выразился, «нудное существование», сменить обстановку, заодно мир повидать. Пошел к городскому военкому, попросился в армию. Семен Кузьмич, сослуживец мужа, с которым вместе бывали в разных «горячих точках», отказать Олегу не смог... Так что служит Олег с десятого сентября в каких-то элитных, как написал, войсках, и очень рад, что, наконец, нашел себя, свое место в жизни. «Он ведь у меня мальчик упрямый. Когда муж погиб, очень рвался в армию, но тогда Семен Кузьмич отговорил, почти заставил выбрать самую мирную профессию — строителя... Теперь получается, что и институт побоку, и друзья-приятели, и девушки...»

Очень аккуратно Баринов выяснил, что мать в курсе снов Олега «из чужой жизни», но о том, что он помнит жизнь Афанасьевой и Семенихиной, ничего не знает. На всякий случай попросил нынешний адрес Олега, хотя писать ему, разумеется, не собирался. И своих координат Татьяне Гавриловне не оставил — во избежание, так сказать. Сам-то Олег знает, как его найти.

Хотел поговорить с военкомом, но передумал. И так уже, если разобраться, достаточно наследил, не оставлять же зацепки по всему городу.

Ну а армия — идея, на первый взгляд, неплохая. Сказано было — спрятаться, скрыться, он и скрылся. Главное, чтобы в Афган его не сунули... Через два года вернется, тогда и решим, что делать дальше.

Баринов даже почувствовал некоторое облегчение от новости. Решение Олега еще на какое-то время избавляло от резких телодвижений.

Но совершенно некстати вспомнился Щетинкин, вернее, его слова:

— Ты, Паша, не хочешь контактировать с Артюховым из-за того, что он досконально знает жизнь Афанасьевой? Так, нет?

Тогда он, конечно, постарался Сергея разубедить, доводы приводил достаточно весомые, но себе-то можно признаться — почти в точку попал старый товарищ и единомышленник.

4

Лиза, наконец, перебралась в Москву.

Работа, естественно, нашлась. Правда, пока ее оформили почасовиком на кафедре внутренних болезней в родном Сеченовском институте — до появления нормальной вакансии.

Правильно говорят, что два переезда равнозначны одному пожару.

По обоюдному согласию практически всю мебель они оставили в прежней квартире — к вящей радости Игоря. Забрали исключительно личные вещи да памятные безделушки, а еще библиотеку. И все равно получился битком набитый пятитонный контейнер.

А тут подоспела и первая зарубежная командировка — как Захаров и обещал, в Токио.

Летели представительной группой, человек двадцать. Забавно, что сопровождавших, включая секретарей и переводчиков, оказалось едва ли не больше, нежели участников.

Половина — знакомых заочно, по публикациям. Троих Баринов знал лично, правда, шапочно, сталкивались в разные годы на различных мероприятиях. Руководил делегацией член-корреспондент Алексей Николаевич Ворожейкин, а с Геннадием Кузьменко, его секретарем, Баринов, оказывается, даже учился на одном курсе.

Возможные неувязки и неловкости, связанные с отсутствием опыта зарубежных поездок, очень тактично снимал или сглаживал молодой человек, представленный в качестве одного из троих переводчиков. Скорее всего, проходил он по специальному ведомству, потому как подозрительно вовремя оказывался в пределах досягаемости...

Правда, сама конференция несколько разочаровала. От статуса «международная» Баринов ждал большего, а проходила она почти как «всесоюзная» — если не считать, естественно, «языка общения». Захаров очень кстати обеспечил ему перед поездкой двухдневное «погружение в языковую среду» — среди студентов института имени Тореза.

В остальном же удручающе похоже. И пустеющий к обеду зал пленарных заседаний, и малочисленные аудитории заседаний по секциям, и то, что участники на пятьдесят процентов состояли из завсегдатаев, предпочитавших общаться в кулуарах, и новички-неофиты, заглядывающие в рот корифеям... Словом, ничто не ново под Луной!

Хотя интересные моменты случались.

Себя-то Баринов считал нейрофизиологом, а конференция была посвящена актуальным вопросам биохимии.