Александр Грог - Время Бригадиров

И тут же место себе присмотрел, где удобнее на ножик падать. Про красивый тонкий нож вспомнил, что в сумке. Вывернул все барахло себе под ноги.

– Ну ты и барахольщик! - сказал Арестант. - Мародер!

И вдруг застыл.

– Это у тебя откуда?

– Оттуда! - буркнул Бригадир, отпихивая ногой "сонники", снова наклонился, копаясь в тряпье, разыскивая нож. - Должен же быть? Куда делся?

Арестант что-то крякнул не под настроение.

– Это биологический универсал! - сказал Арестант, теребя сонника.

– Что такое универсал? - спросил Бригадир.

– Да, что угодно! - воскликнул в бесшабашном восторге Арестант. - Ты чего сейчас больше всего для жизни хочешь?

– Гранату! Но только хорошую - мощную.

– Ну так смотри! - дернул за ножки и бросил

Вероятно оба подумали одно, и в своих желаниях были чересчур жадны, потому как рвануло так, что остатки стены качнулись, стропила над головой сдвинулись, едва не похоронив под собой. Скромнее надо быть в желаниях. Бригадира с ног уронило, но тут же откатился от стены, смотря на нее в испуге.

Шепнуть боялись. Бригадир встал, не обращая внимания на то, что Арестант в испуге замахал на него руками, стал осматриваться, подумывая, что взять в дорогу. За дверину решил не выгдядывать - ничего интересного там быть не может, хоть и голодные, а после такого и желчью траванешь. Бригадир спокойно и дружелюбно относился ко всяким трупам, но только не порубленным в окрошку.

– А я думал - сонник, - сказал Бригадир скучно, не к моменту. Устал радоваться, поскольку твердо знал, что как только с этим Арестантом судьба связывает, так лишь за тем, чтобы после всякой удачи чередовать всякое западло.

– И сонник тоже, - подтвердил Арестант. - А еще и…

И тут же умолк, словно язык себе прикусил.

Бригадир сделал вид, будто не заметил. Оставшихся "сонников" обобрал с опаской, и другие необходимые вещички - мелочь всякую - взялся складывать в ранец. Там же. в ранце, нашел и свой красивый нож - прилип к краю. Не удержался, чтобы лишний раз полюбоваться лезвием, и рукоять к себе обернул - поиграть глазком-кристалликом. После чего посмотрел на Арестанта и не узнал.

Тот впервые смотрел так, что кусок в горло не полезет, пока не узнаешь, чего так человек озадачился. В ужасе что ли? Но не простом - пуганых Бригадир на своем веку повидал - а в священном что ли? И смотрел на нож. Потом медленно перевел взгляд на Бригадира и спросил глухо:

– Ты кто, собственно, такой? Глюколов? Это, да теперь еще и универсал. Не бывает таких совпадений!

Не иначе как от ума с ума сошел. Бригадир именно так решил, счел, что любой человек, как не выеживайся собственными умностями, а как к концу собственному опустится - дурак. На всякого дурака своя песня найдется. Столь затейливая, что ум от глупости в ней не отличим, песня столь за душу хватающая, что каждый прижмется не к привычной стороне, а противоположной.

И опять Арестант стал глазами закатываться. Бригадир подумал, что это у него уже в привычку. Если выберутся - будет этот Арестант у него вроде часов - перерывы отмечать.

Подошел к краю, глянул - снизу стрельнули - пуля царапнула по камням и улетела вверх. Задумал на густой тяжелый туман, чтобы слой лежал и от земли не отрывался, лапы выдернул, поцеловал и бросил вниз - хлопнуло и очень быстро стало растекаться молочным, заполнять котловину.

Арестант был настолько вялый, что побоялся, как его не вяжи, а выскользнет, потому сперва накрепко руки к ногам подвязал, чтобы баранка из него получилась, потом пропустил одну широкую лямку через грудину и подмышки, сцепил карабином. Подтащил к самому краю.

Вернулся в центр, назастегивал на себе все, что застегивается, на старую память надеясь, так, как у этого чужака было пристегнуто. Еще на то, что все делает правильно: сгреб его тряпки в охапку, уложил на краю, Арестанта к себе прицепил. Тряпки вниз бросил и принялся раздергивать за шнуры, распутывать, тут же сквозняком ухватило и стало поднимать к верху, разворачиваться, прошло мимо красивым беспорядком, дальше уже не видел - козырь крыши мешал, похоже, ухватило накрепко воздух, натянулось туго, затрепыхало до звона шнуров, должно быть, схватило и того ветра, что выше крыши, что всегда здесь гуляет. Стало приподнимать Бригадира - страшно-то как! До самых цыпочек приподняло… а дальше ни в какую. Единственного добился, что застрял в воздухе, аккурат в задних воротах Амбара, вверх тряпки тянут, внизу где-то под ногами, Арестант калачом вроде якоря. А сам Бригадир словно растянутая на раме уховертка для копчения. Во, попал! Чур вылез из-за ворота, осмотрелся, нырнул в штанину, вылез на сапог, стал грызть ремень, что к Арестанту. Сзади шевеленение - чьи-то копченые рожи над оружием, недоуменные, как и положено к такому случаю - когда ворвались, а увидели, что те, кого так жаждут, сами связались, а один даже, для пущего удобства, уже и подвесился. Бригадир улыбнулся, и те заулыбались. Вот в тот самый момент Арестант, должно быть, очухался. Рожи увидел, чура, грызущего непонятно что - может так быть, что уже и его - Арестанта, решил, что лучше катиться от всего этого подальше. И покатился…

Сорвавшись с кручи не бога поминай и не вторую его срамную половину, а хватайся за все, что хватается, ногти выламывай, а держись!…

За что держаться, когда в воздухе висишь?

Чур, опять же сквозь штанину, дорогой дергая все что ни попадя, забрался на голову, стал ручонками молотить по щекам, словно барабанам, перегибаться и в ноздри дуть.

Очухался Бригадир. Красота-то какая! Вот только бы подальше бы унесло от всей этой красоты! Арестант что-то снизу верещит - указывает за какую из веревок тянуть. До него ли сейчас? Бригадир еще думает - как будет приземляться, если ничего конкретного не видно, еще не разыгралось воображение, что очень запросто можно и на кол сесть, острую вершинку какого-нибудь сухостоя, или обломыш сосны - все это позже, и даже представит себе эту торчащую острой щепой и примется ерзать в своей подвеске, стараясь свести и заправить ноги поглубже под седалище, чуточку радуясь, что подвязал Арестанта ниже… все это потом. А сейчас…

Шут с ним, лишь бы отнесло подальше!

/конец второй книги/

ПРИЛОЖЕНИЕ

– Нужно ли вам знать, что память у меня, невозможно сказать, что за дрянь; хоть говори, хоть не говори, все одно… - изрек старый, сеченый жизнью полусвятой бригадир-отшельник, так вихрато начал речь свою, рассыпаясь словесами забытого классика, а продолжил на иной лад: - Особо когда про то дерьмоглочу, что и не сбылось еще - тут я сильно путаюсь, иной раз такое залеплю… и верно, столько тропинок набросано - которую из них дорогой делать? иному рассказчику сказать о чужом, как сплюнуть, а для других судьба, пусть и чужая…