Олег Серегин - Хирургическое вмешательство

Дорога стала ровнее — может, здесь меньше ездили и не пробили таких глубоких колей, может, просто подсохла почва. Машину перестало трясти так сильно, покачивающийся ее ход и гудение мотора убаюкивали. Ксе сомкнул веки.

Некоторое время ехали в тишине; потом Менгра сказал вполголоса:

— Тучи идут… ночью дождь будет.

— Да в такую холодрыгу и снег пойти может, — отозвался шаман, приподнимаясь. Пришло в голову, что нехорошо спать, когда кто-то настолько же уставший сидит за рулем, и хотя врезаться тут, вроде бы, не во что, все равно вежливость требует поддерживать разговор ни о чем. Он глянул на небо и сказал:

— Надо же, везде чисто. Только одна туча…

— Бывает…

— А далеко еще?

— Полчаса, может, меньше. Уже наши поля видны.

К дороге вновь с двух сторон подступил лес; вернее, лес был с одной стороны, с другой — редкая лесополоса, высаженная для защиты от ветра. Деревья были старые и поднялись высоко, но высажены были в неестественном, геометрически правильном порядке. За поворотом открылся новый участок совершенно прямой дороги. Навстречу от дальней опушки шел огромный черный джип в сопровождении бело-синих автомобилей милиции.

— Вот тот еловый клин видишь? — благодушно сказал Менгра. — За него завернем — и уже деревня видна будет… а это-то кого сюда занесло? Под коттеджи, что ли, землю присматривали? Нету здесь земли под коттеджи…

Джип остановился. Две из четырех милицейских машин притормозили рядом с ним, остальные проехали дальше.

— Да что такое… — пробормотал Менгра.

— Синяя «Нива», остановитесь! — хрипло потребовал мегафон.

— Уй-ё… — выдохнул Ксе.

«Чушь какая-то, — думалось ему. — Не может этого быть. Не сейчас». Происходящее казалось дурным сном. Интуиция шамана молчала, он ничего не чувствовал, Матьземля не обращала на них внимания, поглощенная собственной болью, и даже когда машину окружил полностью экипированный спецназ, Ксе мог думать только об одном: пусть все это окажется ошибкой и можно будет еще подремать.

Жень, напряженный, точно перетянутая струна, учащенно дышал и хлопал глазами; рука его потянулась за пазуху — туда, где лежал трофейный револьвер, и привычное опасение помогло Ксе прийти в себя.

— Жень, — быстро и тихо сказал он. — Осторожнее. Это ведь не жрецы?

— Нет… — полуудивленно согласился бог.

— Ты не имеешь права их убивать.

— А…

«Ничего не понимаю, — беспомощно сказал про себя Ксе. — Отчего они так? Они выследили… наверное, той системой, о которой говорил Даниль. Но почему не жрецы? Что они задумали? И Жень… здесь бойцы, а Жень говорил, что его нельзя победить в схватке… и они это прекрасно знают… ничего не понимаю…»

— Выйти из машины, — приказал невидимый голос. — Руки за голову.

Менгра грязно выматерился; Ксе в испуге уставился на него.

— Я же говорил! — прорычал жрец. — Я же предупреждал! У пацана ствол, Ксе? Так?! В-вашу Мать-богиню! хуже ничего не могли придумать…

Медленно, как черная вода к горлу, подступал глухой ужас. Уже почти смерклось, и тяжкая лиловая туча, единственная на весь видимый небосклон, наплыла, отгородив последний свет догоревшего дня. Фары слепили; кажется, на одном из капотов успели установить прожектор. Отряд особого назначения был неместный, кажется, даже вовсе московский, великолепный, точно в каком-нибудь боевике, на новых машинах…

Хлынул дождь — и стал стеной, отгораживая от мира.

— И кто мы теперь? — злобно цедил Менгра. — Пособники? Террористы? Мы?! Что нам делать теперь — нас даже некуда выслать! Я говорил тебе, Анса…

— Выйти из машины!

— Вы двое! — рявкнул жрец, — выметайтесь первыми. Отдай им ствол, мелкий, отдай сам, как умный. Я же знал, знал, что этим кончится!..

Ксе медленно потянулся и открыл дверь. Тьма стала почти осязаемой; ее тяжкое тело, полное ледяного дождя, не могли рассечь лучи электрического света, прожектора желтыми пятнами маячили за водной завесой. Фигуры омоновцев казались призрачными, глаза в прорезях масок были неподвижными и, как на подбор, — до белизны светлыми.

— Жень, — приказал Менгра сквозь сжатые зубы. — Выходи.

«Вихрь, — со смутным удивлением осознал Ксе. — Почему я не чувствую вихря? Жень сдается?..» Следом явился вопрос, почему сам шаман не зовет Матьземлю, единственную силу, способную сейчас спасти их. Ледяной ливень бил по асфальту и крыше, холод пробирался в салон, но Ксе не дрожал; ему казалось, что он сам становится льдом, вместе с движением частиц замирают в голове мысли, оцепенение распространяется с тела на душу, и уже не собственная воля Ксе, а лишь сила холода понуждает шамана выйти, ступить на дорогу, распрямиться…

— Дождь, — едва слышно сказал Жень.

— Что?! — хрипло выдохнул Менгра: вкрадчивый холод успел пригасить его ярость.

— Вы не чувствуете? — прошептал маленький бог. — Сейчас нет дождя. Неботец не проливает дождя. Сейчас не должен идти дождь!

Точно опровергая его слова, под брюхом тучи вспыхнули молнии — сразу две. Небо загромыхало, ливень усилился, став тяжелым и болезненным. Бездумно, на одних рефлексах, Ксе прислушался к шактиману Матьземли.

Неботец кричал.

Там, высоко в атмосфере, в невообразимой боли сотрясался великий стихийный бог, не в силах приглушить мук, избавить себя от пытки, он выл и корчился, неспособный, в отличие от других, счастливых, существ, ни умереть, ни потерять сознания. «Это! — указывал Неботец в страдании. — Нет! Чужое! Это чужое! Этому — нет!» Ксе едва не лишился чувств, погрузившись в такую стихию, но была в том и польза: даже сила холода отступила, соприкоснувшись с испепеляющей болью божества. К шаману вернулась способность мыслить.

Ксе окликнул Матьземлю и заскрипел зубами: Жень опять принялся за свои шуточки, богини шаман не услышал.

— Жень, — озлобленно бросил он, — прекрати! Это не шутки!

— Дурак! — шепотом крикнул тот. — Ты что, не понимаешь?! Оно сильнее! Оно сильнее Неботца!..

— Выйти из машины!

…Звук припозднился; словно эхом Ксе услыхал, как закрылись двери «уазика». Четверо пассажиров теперь стояли кругом, под плетями дождя, неподвижные, и шаман все ясней понимал, что люди в масках слишком медлительны для спецназовцев. Добившись выполнения приказа, они, казалось, забыли, что делать дальше, и просто стояли под потоками ледяной воды, глядя одинаковыми пустыми зрачками.

Дверца джипа распахнулась.

Он стоял в отдалении, неосвещенный, даже фары его оставались темны, но вышедшую из джипа женщину Ксе увидел так отчетливо, словно она сама была источником света. Высокая, стройная, с длинными бледно-золотыми волосами, она шла неестественно плавной походкой привидения, как будто перетекала с места на место. Лицо, правильное и неподвижное, казалось пластмассовой маской. Женщина была красива, но самая красота ее вселяла безразличие, как красота манекена в витрине. В ней чудилось неживое и жуткое.