Бен Бова - Орион и завоеватель (Орион - 4)

Я тоже подошел к борту - подальше от страдавших от морской болезни разбойников. Передо мной открывалась Европа, выстроенные из сырца бурые домики Бизантиона купались в лучах утреннего солнца. Откуда-то мне было известно, что это ничем не примечательное скопление лачуг со временем станет могущественным городом, столицей империи, и дворцы его, мечети и церкви во все стороны закроют горизонт великолепными куполами, изящными минаретами.

Ну а пока Бизантион оставался всего лишь стратегически важной гаванью, в которой теперь властвовали македонцы Филиппа.

- Мы возвращаемся, - буркнул Гаркан мне на ухо.

Удивленный, я повернулся к нему. Лицо разбойника было мрачным. Вату подошел ко мне с другой стороны:

- Что это... мы поворачиваем?

И действительно - мы направлялись назад, в гавань Халкедона. Остальные люди Гаркана слишком страдали, чтобы это заметить: кто распростерся на палубе, кто перегнулся через борт. Парус беспомощно хлопал, а вонь от коз лишь более ухудшала положение. Позеленевший Гаркан обеими руками держался за поручень, пальцы его побелели.

Я смотрел на кормчего: он вывесил какие-то сигнальные флажки. Потом пристально рассмотрел пристань, оставленную нами не более часа назад. Над ней на высоком шесте реяли полотнища флагов. Тут я заметил, что моряки уже вооружились мечами. Даже рабы засунули дубинки за пояса. А наше оружие оставалось возле козьих загонов, и никто из людей не мог им воспользоваться.

Я отправился к кормчему на помост, но двое вооруженных мореходов остановили меня возле лестницы.

- Перевозчик! - крикнул я. - Что ты делаешь?

- Возвращаю шайку разбойников в руки правосудия. - Он хохотнул.

- А почему это ты решил считать нас разбойниками? - выкрикнул я.

Он указал на сигнальные флаги:

- Сегодня ночью кто-то сжег дом важного господина. А вы слишком дорого и почти не торгуясь заплатили за проезд.

Я обдумывал ситуацию всего три секунды. Люди Гаркана не были в состоянии биться, да и сам он едва стоял на ногах. Все моряки уже вооружились и приготовились к схватке. Капитан был очень доволен собой. Он вернет купцу часть денег, которые я ему дал, и еще получит за нас награду от городских властей.

Матросы, стоявшие возле меня, ухмылялись; возможно, их самодовольство толкнуло меня на решительные действия.

Схватив обоих за подбородки - они даже не успели поднять руки, - я стукнул их головами, которые загудели, словно старый дуб, по которому ударил топор. Потеряв сознание, они повалились на палубу, а я выхватил оба их меча и перебросил растерявшемуся Гаркану и Бату. Гаркан принял меч неловко и уронил оружие, но чернокожий точно поймал клинок и вонзил его прямо в живот первого из моряков, бросившихся на нас.

Я крикнул, и Гаркан очнулся. Он поднял меч и вместе с Бату начал сражаться против двух дюжин моряков, пробиваясь к своим людям, еще валявшимся на палубе.

В два прыжка я преодолел лестницу и поднялся на помост, выхватив кинжал из ножен под юбкой. Моряк в рваной тунике обеими руками держал кормовое весло. Рядом с ним застыл кормчий, проявивший признаки крайнего удивления. Тут на пути моем встал первый помощник хозяина корабля с мечом в руке. Мир вокруг меня, как всегда, словно бы замедлился. Я заметил, как дрогнули мышцы его руки, как напряглись его ноги, - он готовился ударить меня в левый бок, который я, как ему казалось, не мог защитить. Я остановил левой рукой его разящий меч и, шагнув вперед, вогнал кинжал ему под подбородок. Отбросив оседавшее тело, я повернулся лицом к перевозчику. Теперь у него в руке тоже появился меч, но он как будто не очень хотел пускать его в дело. Взглянув через плечо, я заметил, что Гаркан и Бату бились, защищая страдавших морской болезнью разбойников от матросов и рабов, размахивавших мечами и дубинками. Но рулевой по-прежнему направлял ладью в сторону Халкедонской гавани.

Капитан проговорил:

- Бросай кинжал, или твоих приятелей отправят рыбам на корм.

- Ты сам первым полетишь за борт, я тебе обещаю.

Он улыбнулся:

- Ну убей меня... а как, скажи, ты поплывешь дальше?

- Я все утро следил за твоими людьми, и теперь, если понадобится, доплыву на этой лохани в Египет, - насмешливо ответил я.

Он осклабился, открывая щербатый рот:

- Да, в уверенности тебе не откажешь, вор.

- Ты получил деньги от нас, - сказал я. - И вези нас по уговору в Бизантион.

- А когда я возвращусь в Халкедон, меня обвинят в том, что я помог вам бежать.

- Кое-кто из твоих мореходов уже погиб... Покажешь их трупы, скажешь, что сопротивлялся.

Хозяин в задумчивости потянул себя за бороду. Он, должно быть, прикинул, что экипаж его справится с Гарканом и Бату, несмотря на то что кое-кто из наших уже поднимался на ноги, преодолевая дурноту. Но битва будет стоить жизни еще нескольким морякам, а он и так уже потерял первого помощника и еще двух моряков. К тому же сейчас он был против меня один на один, правда имея меч против кинжала, но я видел, что моряк невысоко ценит свои шансы.

Я решил подсластить сделку:

- Ну, а если я отдам тебе и остаток денег, что тогда?

Глаза его засверкали.

- Не обманешь?

- Так будет лучше для всех.

Он поспешно кивнул:

- По рукам.

Мы приплыли в Бизантион и оставили корабль вместе с его хозяином у причала. Я был рад вновь оказаться в стране Филиппа, но Гаркан покинул землю, в которой родился. И он знал, что скорее всего никогда более не увидит Гордиума.

Я отыскал дом, в котором стояли солдаты Филиппа, и объявил им, что являюсь одним из царских телохранителей и возвращаюсь из Азии с десятью новобранцами. Опытный начальник, седобородый и хромой, разместил нас на ночь, а на следующее утро предоставил коней. Мне было необходимо поскорее попасть в Пеллу, Гаркан же торопился выяснить судьбу своих детей.

Мы ехали через Фракию и Македонию от одного военного поста к другому. С каждым днем я приближался к Гере и все сильнее ощущал ее власть. Я старался не спать и целую неделю почти не смыкал глаз. Но наконец наступила ночь, когда я не смог более противиться сну, и, едва опустившись на ложе возле бревенчатой стены, мгновенно уснул. Она приснилась мне, надменная и властная.

- Ты возвращаешься во время, сулящее многое, - сказала мне Гера-Олимпиада.

Я стоял перед нею в том великолепном зале, который не мог уместиться в Пелле, неведомые ворота в ткани пространства-времени соединяли его с дворцом. Олимпиада восседала на троне, показавшемся мне похожим на диван, вырезанный из зеленого кровавика-гелиотропа; темные прожилки в нем напоминали струйки пролитой крови. Змеи шуршали возле ее ног, оплетали спинку трона, охватывая округлые ноги.