Сергей Лукьяненко - Красная машина, черный пистолет (сборник)

– Фигня, это я отключил, – сказал я. – Но я не о том. А что твой собеседник – программа, как понять?

– Очень просто, это же в мануале есть, – нахмурился Денис. – Ты что, инструкцию не читал? В нижнем левом углу раз в пятнадцать секунд мигает маленькая точка. Она такая, почти незаметная. Но без этого нельзя делать программы, имитирующие людей…

– «Доппель», звони Марусе, – сказал я. – Из дома.

– Ты что, с Машей перезваниваешься? – спросил Денис и нахмурился.

– Да. – Я посмотрел на экран.

– Ну, что еще? – спросила Маруся с экрана.

– Почему ты мне не сказал… – Денис энергично взмахнул руками. – Да ты что? Две недели с ней через «Доппеля» общаешься? Мог мне сказать?

– А тебе-то что? – спросил я, глядя в экран.

В левом нижнем углу мигнула крошечная, в один пиксель, точка. Если не приглядываться и не ждать, никогда не заметишь.

А из приоткрытой двери Денисовой комнаты слабо пискнуло.

– Понятно, – сказал я, глядя на Марусю.

– Андрюха, ну откуда я знал, что ты ей звонишь? – Денис картинно поднял руки к небу. – Я-то с ней на следующей день в том же кафе встретился! А для всех незнакомых абонентов у Машки стоит «Доппель» с профилем «Поматросила и бросила».

– У Маруси, – поправил я.

– У Маши. Она не любит, когда ее Марусей называют.

– Понятно, – сказал я. – Извини, что побеспокоил.

– Андрей, ну ты сам виноват, пропал куда-то! – крикнул Денис вслед.

Но я уже сбегал вниз по лестнице. Закрылся в крохотной комнатке общежития. Сел на кровать. Посмотрел на экран.

– Ты же понимаешь, что все это не по-настоящему, – сказала Маруся. Никакая не Маша, а Маруся.

Под ней мигнула крошечная точка.

Телефон пискнул.

– Да, но у нас нет другого настоящего, – ответил мой двойник.

Маруся на экране помолчала. Будто вслушиваясь во что-то.

– Я расстроена. Очень сильно. Получилось некрасиво и неудобно. И твой друг очень расстроен.

– Тут уже ничего не поделать, – вздохнул я на экране.

– К сожалению, – сказала Маруся. Нахмурилась: – Ты знаешь, нам действительно придется расстаться. Маша… она меня стирает.

– Я догадывался, что этим кончится, – прошептал я на экране. – Я знал… Но я тоже. Я сейчас сотру себя. Не хочу без тебя.

– Уверен? – спросил я, настоящий я у своего телефона. И мой программный двойник на миг замер, будто случилось невозможное, он услышал мой голос и понял вопрос.

В этот миг половина экрана погасла.

Маруся исчезла.

И мой двойник на экране кивнул.

Я провел пальцами по телефону, смахивая иконку со стекла.

– Вы уверены? – спросил телефон. – Это постоянно используемая вами программа.

Я-другой снова кивнул.

– Уверен, – сказал я. И «Доппельгангер» исчез с моего телефона.

Бросив телефон на кровать, я лег рядом, глядя в потолок. В голове было пусто и холодно. Я две недели наблюдал, как одна программа, напоминающая меня, крутит роман с другой программой, напоминающей Машу.

А все это время, выходит, программы на самом деле влюблялись друг в друга? В какую-то отпущенную им программную меру… Чушь, ерунда, фантастика… но что, если в недрах серверов, чья вычислительная мощность давно уже перешла все доступные границы, на самом деле зародилась странная электронная жизнь?

Да нет же. Ерунда.

Шутки программистов. Приколы и розыгрыши.

Телефон зазвонил, и я поднял трубку.

Это была Маша. Настоящая. Очень смущенная.

– Андрей, извини, пожалуйста. Так неудобно получилось. Я не собиралась тебя обижать, у меня программа стояла, чтобы фильтровать звонки. Если кто-то не настаивал сразу на свидании, общался интересно… ну, тогда я через несколько дней сама с ним начинала разговаривать.

– Понятно, – сказал я. – Да ничего страшного не случилось.

– Но тут я познакомилась с Диней, и мы… Ты правда не обижаешься?

– Да ничуть. Смешно получилось, правда? Две программы друг друга дурачили!

Маша подозрительно посмотрела на меня. Неуверенно кивнула:

– Наверное… Смешно, да! Слушай, а ты вовсе не такой бука! И нормально говоришь по телефону, Диня на тебя наговаривал! Мы завтра в кино собрались, хочешь вместе?

– Я подумаю, – сказал я уклончиво. – Подумал. Родители на дачу звали, не смогу. Да ладно тебе, Маша, все в порядке!

Симпатичная рыжая девушка еще мгновение недоверчиво смотрела на меня. Потом расслабилась:

– Тогда пока! И… я рада, что ты вроде как вылечился!

Я встряхнул телефон, сбрасывая звонок. Сказал:

– Ничего я не вылечился…

Это с Машей я мог преспокойно разговаривать. Маша была симпатичной и чужой девушкой, к которой у меня не было никаких чувств.

А с Марусей бы не смог.

Но ни Маше, ни Денису знать об этом было совершенно не обязательно.

Юрий Иванович

Мы – воины

Кто мы?

Праздный вопрос.

Естественно, что мы знали изначально: мы воины, и нас взрастили, нас создали для завоеваний. Но тот, кто нас строил, равнял, заставлял держать строй, считал несколько иначе. Он кричал, царапая нас своим колючим, безжалостным взглядом:

– Вы – никто! Вы – пустое место! Полные, тупые ничтожества, имя которым – Серость и Убогость. И останетесь таковыми, пока не научитесь держать строй, пока не научитесь вставать монолитной стеной против несущейся на вас лавины полного забвения! И я вас научу! Я вас заставлю любить жизнь! Вы у меня станете бороться за каждый глоток воздуха!

И учил. И заставлял. И мы боролись. Вернее, мы очень старались бороться. Прижимаясь локтями друг к другу, стараясь выдерживать идеальную прямую шеренгу и радуясь, что перед нами шеренг становится все больше. Радуясь, что наша армия, пусть медленно, пусть трудно, растет в своем монументальном количестве.

Кто-то из наших, будучи особо острым на язык, назвал нашего главнокомандующего Сержантом. И это прозвище приклеилось к нему навсегда. Каждое утро, когда он пробегал по нашим шеренгам взглядом, мы замирали душой, словно ледяные айсберги, стараясь ничем себя не выделить среди остальных, не привлечь к себе лишнего внимания и уж, упаси судьба, хоть чем-то не понравиться Сержанту.

Потому что были случаи. Имелись печальные прецеденты.

Не раз и не два Сержант приходил в ярость, выдергивая кого-нибудь из строя нашей роты. И хорошо если просто менял общий порядок построения, изменяя дислокацию отделений. Порой он попросту казнил неугодных, банально уничтожая их.