Роберт Хайнлайн - Кот, проходящий сквозь стены

Она показалась мне еще миниатюрнее, чем я представлял. С огромными круглыми вопрошающими глазами. Она держала в руках маленькое деревце в горшке, похожее на вестника любви, а может, и было им!

– Ричард, можно войти? Пожалуйста!

Все произошло так внезапно: я взял деревце, поставил его на пол, поднял ее на руки, прикрыл дверь ногой, отнес ее к постели, и мы оба зарыдали, заговорили наперебой, мешая слезы со словами!

Но когда мы немного успокоились, я умолк и услышал ее слова:

– Прости меня, Ричард, за то, что не поддержала тебя. Но я была обижена и зла и не сумела побороть гордыню, чтобы сразу вернуться и сказать тебе… А когда ты ушел, я уже не знала, как быть. О Господи, дорогой мой, никогда не позволяй мне снова уйти от тебя, заставь меня остаться! Ты же мудрее меня, и, если я когда-нибудь разозлюсь и надумаю уйти, ты просто схвати меня за шиворот и верни! Не позволяй мне уйти от тебя!

– Никогда больше не позволю, никогда! Я был не прав, родная! Нечего было раздувать ту историю, не дело так утверждаться в любви! Я сдаюсь, слезаю с коня! Можешь баловать Билла как угодно: не услышишь ни слова.

Давай потакай ему, разлагай, сколько хочешь!

– Да нет же, Ричард, нет! Я сама виновата во всем. Биллу нужен суровый урок. И надо было, чтобы ты проучил его. Однако…

Гвен дотянулась до своей сумки, открыла ее. Я предупредил:

– Не забудь об аллигаторе. Осторожнее!

Она впервые улыбнулась.

– А ведь бедняжка Адель попалась на удочку! Заглотнула мою наживку!

– Ты уверена, что там нет аллигатора?

– Господи, миленький, неужто ты думаешь, что я эксцентрична до такой степени?

– О, само Небо этого не знает!

– Там просто лежала мышеловка, да еще сработало ее собственное воображение. Вот… – Гвен выложила на постель кучку монет и несколько купюр. – Я заставила Билла вернуть деньги. Это все, что у него, наверное, осталось, поскольку я дала ему втрое больше. Боюсь, что Билл транжира и сразу же кинулся тратить деньги! Я еще не придумала, как сделать, чтобы такое не повторялось впредь. А пока что он никаких денег не получит, если не заработает сам…

– Но пока он заработает деньги, ему обеспечен бесплатный воздух в течение девяноста дней, да и все остальное… – заметил я. – Гвен, голубушка, я в самом деле озабочен Биллом. Не тобой и не нашими расходами, а им самим. Его идеи насчет бесплатного воздуха… Впрочем, прости, я снова соскальзываю на неприятную тему.

– Но ты же абсолютно прав, дорогой! Высказывания Билла относительно воздуха отражают его общие представления о жизни. Я наконец их постигла.

Мы сидели в Старом Храме и о многом поговорили. Ричард, он отравлен социалистическими идеями в их наихудшем виде! Полагая, что мир обязан его содержать, он искренне поведал мне, что каждый несомненно имеет право на наилучшую медицинскую помощь – разумеется бесплатную. И вообще за все должно платить государство. Все надо делить поровну. И он даже не утруждает себя простыми подсчетами, во что это должно обойтись. Ничуть не задумываясь над нереальностью своих притязаний, он считает, что бесплатным должно быть все, чего он пожелает. – Гвен передернуло. – И главное, его уверенность ничто не может поколебать!

– «Дорожная песня бандар-логов»…

– Что ты сказал?

– Это написал один поэт, живший пару столетий назад, Редьярд Киплинг. «Бандар-логи» – это обезьянье племя, считавшее, что стоит только пожелать, и все будет им доступно!

– Вот-вот, Билл точно такой же. Он со всей серьезностью объяснил мне, каким должен быть мир… и что дело правительства это обеспечить. Затем он стал рассуждать о законах. Ричард, правительство для него – какой-то идол.

Или… о, я даже не могу понять, как устроены его мозги. До него не дошло ни слова из того, что я говорила. Он свято верит в свои бредни! Ричард, мы совершили ошибку, вернее, я ее совершила. Нам не нужно было его спасать…

– Чушь, милая девочка!

– Нет, родной. Мне казалось, что я сумею его перевоспитать. Но увы…

– Нет, я говорю не о твоем заблуждении, а о… Вспомни-ка крыс!

– О-о!

– И не гляди так понуро. Мы взяли Билла с собой, так как побоялись, что его убьют или даже заживо скормят крысам. Гвен, мы оба помним о том брошенном котенке и понимаем, что уж коли его подняли, то несем за него ответственность. Знаменитое китайское правило «о долге». И мы именно так и поступили, правда ведь? – Я взял ее за подбородок и поцеловал. – Даже зная о последствиях, мы все равно поступили бы так же, и даже в эту самую минуту.

– Ричард, я люблю тебя!

– И я тебя люблю, самым сладостным и даже… вульгарным образом!

– Ты… прямо сейчас?

– Мне нужен душ.

– Но мы можем принять его вместе!

Я занес остальные вещи, оставленные Гвен за дверью номера и, по счастью, никем не похищенные. Она подняла маленькое деревце, поставила его на полку-столик кухонного лифта и что-то вытащила из глубины горшка.

– Для тебя есть подарок, Ричард!

– О-о! Девочки? Напитки?

– Ни то ни другое. Впрочем, понимаю, тебе они пришлись бы по вкусу.

Тот портье даже хотел сократить мне плату, когда я брала ключ для Билла…

– А что, Билл тоже здесь?

– На ночь, в самом дешевом номере. Ричард, я не знаю, как быть с Биллом дальше. Мне даже захотелось после разговора с ним предложить ему заночевать в Донной Аллее, но тут я вспомнила слова рабби Эзры насчет крыс… Да ну его, здесь не может быть никаких крыс! Иначе Луна-Сити стал бы сплошной трущобой.

– Боюсь, что ты не так уж далека от истины.

– Я его покормила тоже, тут неподалеку, в «Слоппи Джо». А ты заметил, что он ест за четверых?

– А как же!

– Но не могла же я оставить его без еды и надежного ночлега. А вот завтра – другое дело. Я поговорю с ним всерьез – еще до завтрака.

– Гм-м. Он тебе наврет все что угодно ради яичницы с беконом. Он же просто босяк, Гвен! Самый что ни на есть босяк!

– Да нет, не думаю, что он способен на убедительную ложь. Во всяком случае сегодня я дала ему шанс подумать. Он знает, что я презираю его взгляды и сердита на него. И что «дармовым ленчам» приходит конец.

Надеюсь, он проведет бессонную ночь. – Гвен снова покопалась в горшочке и что-то вытащила из-под деревца. – Для Ричарда. Но отмой их почище!

И она протянула мне шесть патронов марки «шкода», калибром шесть с половиной миллиметров. Может, они были и не «шкодой», а подделкой, но какая разница!

Я взял их, повертел, поизучал.

– Чудная женщина, ты продолжаешь меня изумлять! Где? Когда? Как?

Похвала сделала ее, словно двенадцатилетнюю девочку, солнечно-счастливой.