Журнал «Если» - «Если», 2006 № 12

— Брат мой по разуму, рад, что в тебе не ошибся.

Ты доказал, что достоин, пройдя испытанья.

Верю, нас ждет впереди много славных свершений,

А посему умолкаю и жду указаний.

— Э-э… Что? — спросил переговорщик. Голос его оказался под стать внешности: тонкий и неуверенный.

— Только не вздумай меня изводить ожиданьем,

Времени много и так уж потрачено всуе.

Так что, отринув сомненья, командуй, что делать:

Мне ли спуститься к тебе иль поднимешься сам ты?

— Ну… — промямлил контактер и беспомощно оглянулся на камеру. — А как вам удобнее?

Люк захлопнулся.

— Идиот! — простонал я, хотя за семь просмотров мог бы и привыкнуть. — Извините, Аркадий Петрович. Почему вы его не смените? Или численность землян тоже лучше до поры не афишировать?

— Я не могу, — ответил профессор. — Видите ли, во всем остальном у нас полный карт-бланш, но этот паренек… — Он поморщился. — Можно сказать, что нам его навязали. На самом деле он не так плох, просто очень волнуется. Слишком высоки ставки. Ну, и потом, коней на переправе, сами знаете…

— Так то коней, — возразил я. — А это, по-моему, пони. Аркадий Петрович вздохнул и ничего не сказал.

А я повторно пробежал глазами расшифровку послания, поступившего с инопланетного корабля спустя час после провальной попытки контакта. На сей раз пришелец не удостоил нас своим изображением, так что можно сказать, это было аудиописьмо. Короткое, всего пять строчек.

Оно гласило:

Глупость, а также халатность, но не оскорбленье

Вижу в случившемся и оттого вас прощаю,

Ждал я немало, так дам вам еще три попытки.

Ими воспользуйтесь, или, клянусь чем угодно,

Вы пожалеете. Я же забуду про жалость.

— Сорок шагов отсчитав в направленьи восхода, Мы остановимся подле тенистой беседки.

Я сяду слева от входа за маленький столик,

Ты же займешь свое место по правую руку.

Лишь мы рассядемся, тотчас появится третий,

Это и станет сигналом к началу беседы…

В этом месте пришелец, который до сих пор слушал контактера с молчаливым одобрением, перестал качать головой. Дежурный физиономист, последние две минуты простоявший с поднятым большим пальцем, медленно опустил руку и нахмурился.

— Что-то не так, — пробормотал Герка.

Пришелец не дал контактеру договорить.

— Двум сторонам для беседы не надобен третий.

Так для чего он появится средь говорящих?

Я опустил микрофон к подбородку и повысил голос, перекрывая озабоченный гул в наушниках:

— Будет записывать он содержанье беседы,

Дабы ни слова из оной не кануло в Лету.

Коротышка, хоть и запнувшись дважды, передал мои слова пришельцу. Тот, однако, возразил:

— Местную речь я освоил, как видишь, неплохо,

Произношение слов — равно как написанье,

Я запишу разговор, если это так важно,

Что же касается третьего…

— Так ведь… — не к месту вякнул контактер.

— Молчите, Бога ради! — взмолились наушники голосом профессора.

— Мудрость твоя не имеет границ, о великий! — в ту же секунду заголосил сосед по парте и общежитию. — Да повторяй же! Мудрость твоя не имеет границ…

Я поскреб подбородок, изрядно ощетинившийся за эти безумные сутки. Господи, что же такое сказать, чтобы не стать тем самым третьим лишним и не разрушить и без того не клеящуюся «беседу». В голове почему-то крутился только глупый вопрос: «Это усы?». И не менее глупый ответ: «Нет, это как раз борода».

В любом случае, было уже поздно.

Люк захлопнулся.

— О, великий! — все же договорил Герка и выматерился.

— А мне эта идея с секретарем сразу не понравилась, — заявил Герасим. — Зачем он, если и так каждое слово пишется всеми возможными способами?

— Вы меня спрашиваете? — пожал плечами профессор. — Думаете, я придумал правило: «все договоренности — в письменном виде»?

Оба замолчали.

— Ну вот что, — взял слово я. — Шутки в сторону. У нас осталось два дня.

— Что вы предлагаете? — спросил Аркадий Петрович.

— Прежде всего, поменять переговорщика.

Профессор устало поморщился.

— Вадим, ну я же уже объяснял…

— А мне плевать, чей он сын, или племянник, или… не знаю. Прошу прощения. В профессиональном плане он ничто. Так что либо мы его меняем, либо я сейчас еду домой, беру Алёну и Тимку и выясняю, сколько стоит месячная путевка на Северный полюс.

— Лучше на Южный, — с ухмылкой посоветовал Герка. — Он дальше.

Мы с профессором, не сговариваясь, отмахнулись от него, изобразив на лицах одинаковое: «Ты-то хоть помолчи!».

Аркадий Петрович думал почти три минуты. Потом громко вздохнул и спросил:

— И кого вы предлагаете на его место?

Зато я не размышлял ни секунды. Сегодняшняя бессонная ночь — не в счет.

— Себя.

Герасим возмущенно фыркнул, но не нашелся, что возразить. Только потряс перед моим носом стопкой свежих, теплых еще распечаток и спросил:

— А ты успеешь вызубрить всю эту древнегреческую муть?

Я удостоил его испепеляющим взглядом и сказал негромко:

— Я, между прочим, гимн Зимбабве за две минуты выучил. Как слова, так и музыку. Подыгрывал себе на двух тамбуринах, по-македонски. — А потом запел, за неимением тамбурина отбивая ритм ладонью по столу: — О lift high the banner, the flag of Zimbabwe…

— До заповедника отсюда больше двухсот километров, — напомнил Аркадий Петрович. — Вызвать вам машину или, может быть, вертолет?

Я задумался на мгновение.

— Вертолет.

Герка со стоном закатил глаза:

— Джеймс Бонд!

— На чем она все-таки держится? — не выдержал я.

Паренек в сером рабочем комбинезоне смерил меня взглядом.

— А у вас какое образование?

— Гуманитарное.

— Тогда бесполезно. Все равно не поймете, — сказал он. — Держится — и ладно.

— И ладно… — повторил я и с опаской шагнул на платформу.

Ближний край стального квадрата опустился под моим весом на пару сантиметров и снова выровнялся, стоило мне занять место по центру. «Нормально, — успокоил я себя. — Как в лифте, только стен не видно… и тросов». И все-таки вздрогнул, когда голос, раздавшийся, казалось, внутри моей головы, громко сообщил:

— Готовность — одна минута!

Герка и в самом деле был неподалеку, в маленькой пультовой у дальней стены купола, куда они с профессором перебрались из своего уютного ЦУПа. «Северный полюс никуда не денется, — рассудил Аркадий Петрович. — Пока что лучше держаться поближе к эпицентру».