Невил Шют - Крысолов

Немец закусил губу.

— Я склонен думать, что вы сами шпион, — сказал он. — Вы шатались по всей Франции, переодетый, никому не известно, где вы побывали. Берегитесь. Как бы и вам не разделить его участь.

— Если и так, все равно я не могу сказать ничего ценного для вас, потому что я ничего не знаю, — возразил старик.

Диссен опять повернулся к окну.

— У вас не так уж много времени, — сказал он. — Минута или две, не больше. Одумайтесь, пока не поздно.

Хоуард посмотрел в сад. Чарентона поставили спиной к стене, перед сливовым деревом. Руки его теперь были связаны за спиной, и фельдфебель завязывал ему глаза красным бумажным платком.

— Никто никогда не узнает, — сказал гестаповец. — У вас еще есть время его спасти.

— Я не могу спасти его таким образом, — сказал старик. — Я ровно ничего не знаю. Но то, что вы делаете, дурно, безнравственно. И в конце концов вы на этом ничего не выгадаете.

Гестаповец круто обернулся к нему. Приблизил лицо чуть не вплотную к лицу старика.

— Он дал вам поручения, — сказал свирепо. — Воображаете, что вы большой ловкач, но меня не проведешь. «У форели»… пиво… цветы… рыба! За дурака меня считаете? Что все это значит?

— Именно то, что он сказал, — ответил Хоуард. — Этот уголок ему очень мил. Вот и все.

Немец угрюмо отстранился.

— Не верю, — процедил он сквозь зубы.

В саду фельдфебель оставил молодого человека у стены. Шестеро солдат выстроились в ряд напротив него, шагов за десять. Офицер подал команду, щелкнули затворы.

— Я не намерен больше тянуть, — сказал Диссен. — Итак, вам нечего сказать, чтобы спасти ему жизнь?

Старик покачал головой.

Офицер в саду поднял голову и посмотрел на окно. Диссен махнул рукой. Офицер повернулся, выпрямился и резко выкрикнул команду. Раздался неровный залп. Человек у сливового дерева обмяк, упал наземь, тело дернулось раза два и застыло неподвижно.

Старик отвернулся, еле одолевая дурноту. Диссен отошел на середину комнаты. Часовой по-прежнему бесстрастно стоял у двери.

— Не знаю, верить ли вашей басне, — хмуро сказал наконец Диссен. — Если вы шпион, то, во всяком случае, очень ловкий.

— Я не шпион.

— Тогда что вы делали во Франции? Зачем шатались повсюду, переодетый французским крестьянином?

— Я уже вам говорил Много раз, — устало сказал старик. — Я старался вывезти детей в Англию, отправить их к родным или в Америку.

— Ложь, ложь! — взорвался немец. — Вечно та же ложь! Все вы, англичане, одинаковы! Упрямы, как мулы! — Он вытянул шею и кричал прямо в лицо Хоуарду: — Все вы одна шайка! — Он кивнул на сад за окном. — Вы могли этому помешать, но не помешали.

— Я не мог помешать вам убить этого юношу. Это на вашей совести.

— Я не хотел его убивать, — мрачно сказал гестаповец. — Он меня заставил, вы оба заставили. Вы оба виноваты в его смерти. Вы не оставили мне другого выхода.

Молчание.

— Все время вы только и делаете, что лжете и подкапываетесь под нас. Ваш Черчилль и ваш Чемберлен провокаторы, житья нам не давали, это они заставили нас воевать. И вы такой же.

Старик не отвечал.

Немец немного овладел собой, прошагал через комнату и сел к столу.

— Сочинили басню с отправкой детей в Америку. Не верю ни одному слову.

Старик очень, очень устал. Сказал равнодушно:

— Не в моих силах вас убедить. Но это чистая правда.

— Вы все еще утверждаете, что хотите послать этих детей к вашей замужней дочери?

— Да.

— Где именно она живет в Америке?

— На Лонг-Айленде, это место называется Бухта.

— Лонг-Айленд. Там живут богачи. Ваша дочь очень богата?

— Она замужем за американским дельцом, — сказал старик. — Да, они состоятельные люди.

— И вы все еще хотите уверить меня, что богатая женщина приютит у себя в доме этих грязных детишек, которых вы тут подобрали? — недоверчиво сказал немец.

— Она их приютит, — сказал Хоуард. И помедлив, продолжал: — Вы не понимаете. Там хотят нам помочь. Когда они принимают детей, беженцев из Европы, они чувствуют, что делают хорошее дело. И так оно и есть.

Немец взглянул на него с любопытством.

— Вы бывали в Америке?

— Бывал.

— А не знаете города, который называется Уайтфоллс?

Хоуард покачал головой.

— Звучит знакомо, но точно не помню. В каком это штате?

— В Миннесоте. Далеко Миннесота от Лонг-Айленда?

— Это на полпути от океана до океана. Пожалуй, около тысячи миль.

Разговор становится очень странным, подумалось Хоуарду.

— Теперь насчет мадемуазель, — сказал немец. — Ее вы тоже хотите отослать в Америку? Она что, тоже ваше дитя, разрешите узнать?

Старик покачал головой.

— Я был бы очень рад, если бы она поехала. Но она не хочет покидать Францию. Ее отец — в плену, в ваших руках, мать осталась одна в Шартре. Я пытался убедить ее поехать с нами в Англию, но она не хочет. Вам не в чем ее обвинить.

Гестаповец пожал плечами.

— Это еще вопрос. Она помогала вам в вашей работе.

— Опять и опять повторяю, я не вел секретной работы, — устало сказал старик. — Я знаю, вы мне не верите. — Он передохнул. — За последние две недели у меня была только одна работа: я старался увезти детей туда, где им ничто не грозит.

Снова молчание.

— Дайте им уехать в Англию, — тихо сказал Хоуард. — Дайте этому молодому рыбаку. Фоке, отвезти их на его лодке в Плимут и дайте мадемуазель Ружерон отвезти их в Америку. Если вы их выпустите, я вам признаюсь, в чем вам будет угодно.

Гестаповец злобно уставился на него.

— Что за вздор. Вы оскорбляете германскую нацию. Мы вам не шайка русских, мы не идем на такие сделки.

Хоуард промолчал. Немец встал и отошел к окну.

— Не понимаю я вас, — произнес он не сразу. — Пожалуй, надо быть очень храбрым человеком, чтобы так сказать.

Хоуард слабо улыбнулся.

— Не храбрым, — сказал он. — Только очень старым. Что бы вы со мной ни сделали, вы очень мало можете у меня отнять, я свое прожил.

Диссен не ответил. Сказал что-то по-немецки часовому, и Хоуарда отвели обратно в камеру.

11

Николь вскочила ему навстречу. Она провела час в нестерпимой тревоге, ее терзал страх за него, дети не давали ни минуты покоя…

— Что случилось? — спросила она.

— Того молодого человека, Чарентона, расстреляли, — устало сказал Хоуард. — Потом меня очень долго допрашивали.

— Садитесь и отдохните, — ласково сказала Николь. — Скоро нам принесут кофе. Вам станет лучше.

Он опустился на свой свернутый матрас.

— Николь, — сказал он, — я думаю, есть надежда, что они позволят детям уехать в Англию без меня. Если так, вы отвезете их?

— Я? Ехать в Англию с детьми, без вас? По-моему, это неудачная мысль, мсье Хоуард.