Кори ДОКТОРОУ - Журнал «Если» 2008 № 01

– Чистит дорогу кто? – спросил Тирлич, скользнув взглядом по навозным лепешкам.

– Она сама чистится. Вот увидите, через полчаса от этих лепех и следа не останется. Вы только не вздумайте на дорогу ничего кидать. Говорят, она мстит тем, кто нарочно гадит. Волам ничего не будет, а человеку не простит.

– Как она может мстить?

– Так и может. Задумается человек и попрется на красный. А машина тут как тут, да и не одна. Косяком пойдут, так что тело никто достать не может, пока его дорога нацело не сожрет.

– Жуткие вещи ты рассказываешь…

– Уж какие есть. Не я их придумал. Тирлич взглянул на часы.

– Пожалуй, мне пора. Номер в гостинице, должно быть, уже готов. Пойду отдыхать.

Он достал пару серебряных монет, протянул их провожатому. Пацан, не ожидавший такой щедрости, просиял.

– Знаете, что еще здорово? Ночью сюда прийти. Особенно, если тучи низкие. Машины фарами издали светят прямо на облака: вжик! – как молния или зарница. Тут до вас был один, так он говорил, что в жизни ничего красивее не видал. Хотите, я вас отведу? Хоть бы и сегодня ночью…

– Честно говоря, не знаю. Устал с дороги.

– Тогда вот что сделаем. Я вам покажу, где живу, а вы, как надумаете, стукните мне в окошко. Я мигом выскочу и провожу.

– Ты прирожденный чичероне, – сказал Тирлич.

Судя по всему, мальчишка не знал этого слова, но возражать не стал. Не ожидая особой платы, он проводил Тирлича до дверей гостиницы, указав по дороге свой дом и отметив крестиком окно, в которое следует стучать, когда потребуется ночная экскурсия.

– Как тебя зовут, чичероне?

– Корш, – кратко ответил пацан.

– Парни тебя Коржиком не дразнят?

– Я им подразнюсь… – пообещал Корш, показав неожиданно большой костистый кулак.

– Тогда я тоже остерегусь дразниться.

– Дразнитесь как угодно. Вы только без меня ночью к дороге не ходите.

– А что так?

– Место смутительное, мало ли что может случиться.

– Ас тобой, значит, не случится.

– Со мной – не случится. Я против ейных прелестей стойкий.

– Ну, тогда я спокоен, – Тирлич одарил Корша дополнительной мелкой монеткой и вошел в гостиницу.

Номер и впрямь был готов. Тирлич оглядел выделенные ему апартаменты и заторопился объясниться с хозяином.

– Я же просил дешевый номер, не дороже талера за ночь. Поймите, я не миллионер, царские палаты мне не по карману!

– Не извольте беспокоиться! – вскричал владелец заведения. – Все, как заказывали, ровно талер в сутки. Лишнего не беру.

– Сколько же тогда стоят дешевые номера?

– Талер в сутки, – отчеканил хозяин. – В моей гостинице любой номер стоит такую сумму. Но для уважаемых туристов – лучшие комнаты.

– Странно, – сказал Тирлич, но спорить не стал. В конце концов, хозяину виднее, почем сдавать номера. Если он до сих пор не разорился, то знает, что делает. А у приезжего постояльца есть более интересные темы для размышления.

О таинственном шоссе рассказывали во всех странах и землях. Рассказы рознились как раз настолько, чтобы всякий понимал: все это сказки, и не надо требовать от них большего. Притча, аллегория, иносказание… при чем тут плотная лента автобана, белый пунктир разметки, светофоры странной конструкции и автомобили, стремительно летящие из ниоткуда в никуда?

Из пункта N в пункт N выехал автомобиль. Спрашивается, зачем он это сделал, что ждет его в пункте назначения и почему навстречу ему не выехал другой автомобиль? В школьных задачниках непременно кто-нибудь выезжает навстречу.

«Жизнь – это не школьный задачник, – снисходительно объясняли Тирличу. – Авремя всегда идет из пункта N в прошлом в тот же самый пункт, находящийся в будущем. И никто и никогда не движется в прошлое. Это же такая простая аллегория, поэтический образ!»

Вот только аллегория не бывает столь грубо вещественна и не давит мальчишек, вздумавших перебежать наперерез поэтическому образу.

Ах, эти аллегории! Что угодно можно толковать как угодно. Скажем, такой троп (чтобы не сказать труп): черный лимузин олицетворяет власть, и либо человек ложится власти под колеса, и тогда судьба его неотличима от судьбы навозной кучи, либо рано или поздно автомобиль с затененными стеклами приедет за ним.

«Фи! – сморщится эстет. – Только не надо политики! Дорога, в противовес вашим кучам, символ экзистенции… »

«Дорога – прорыв в грядущее… »

«…путь к Богу…»

Путь к себе. Недаром никто не едет по ней в обратную сторону. Можно уйти от политики, от грядущего и от Бога, но нельзя от себя.

Но почему? Если дорога олицетворяет политику, почему она проходит здесь, где нет никого важней благодушно-ленивого мэра? Если это символ будущего, то откуда он взялся в глуши, где до сих пор ездят на волах? Если это путь к Богу, почему на нем убивают детей и уезжают, не оглянувшись? Если это путь к себе, зачем нужен такой путь?

С подобными мыслями или сразу засыпаешь, или до утра комкаешь простыни бессонницей. Промаявшись пару часов, Тирлич поднялся и вышел в гостиничный холл. Там было темно, лишь на ресепшене горел огонек. Настольная лампа, старомодная, но все же электрическая, хотя Тирлич не удивился бы, увидав свечу или газовый рожок. Пожилой администратор, примостившись к лампе, читал книгу.

– Доброй ночи, – поздоровался Тирлич.

– Здравствуйте, – ответил консьерж. Было заметно, что он чувствует себя неловко, не зная, о чем говорить с постояльцем.

– Не спится, – пожаловался Тирлич. – Слишком много впечатлений, все так необычно. Должно быть, переутомился.

– Вообще у нас город тихий, достопримечательностей почти нет, туристов мало…

– У вас – дорога. Я ходил сегодня смотреть.

– Это да, – нехотя признал консьерж. – Поначалу она впечатляет. Хотя на самом деле в ней ничего особенного. Едут себе и едут. Если под колеса не соваться, считай, что их и нету.

– Вам, должно быть, надоело, а мне пока в диковинку.

– Хотите чаю? – предложил консьерж.

– Не откажусь.

Консьерж зажег спиртовку под серебряным чайничком, достал из шкафчика жестяную коробку с чаем. Как же это было непохоже на современные чаепития с электрокипятильниками, напоминающими больничную утку, и чайной пылью в пакетиках… в презервативах, как презрительно говорил Тирлич. Чай, который заварили для постояльца, наверняка доставили со сказочной Ланки быстроходным чайным клипером или привезли из Китая караванами по Великому шелковому пути. Такой чай располагает к доверительной беседе, и Тирлич, погрев руки о тонкий фарфор чашки, спросил: