Сергей Смирнов - Фантастика-1971

— Так это не он, — первым догадался Антон, — это его копия. — Он протянул руку, и она прошла сквозь иллюзорного Артаксеркса.

— Копия, — подтвердил гость. Больше говорите. Думайте.

Вашата выключил телесвязь, и Артаксеркс исчез.

— Действительно — обратная связь, — сказал Вашата и снова включил радиоканал.

И он снова появился, но на этот раз в другом конце столовой, возле плиты.

Вашата извинился.

Артаксеркс сказал:

— Нельзя прерывать обратную связь. Нарушение контактов.

Зингер принес съемочную камеру и навел на изображение Артаксеркса.

Вашата сказал:

— Какие мы олухи! Ведь у нас есть специальные словари, которые разработали наши космологи в расчете на встречу с представителями высшего разума.

До поздней ночи мы сначала по очереди, а затем, когда он попросил, все сразу стали напичкивать его словарной премудростью.

Когда прочитали первый словарь, он спросил: — Есть еще словари?

— Да, есть два, — ответил Зингер.

— Давай сюда! — приказал Арт.

Теперь мы вразнобой читали вчетвером, а он быстро листал словарь, читая сразу две страницы.

— Черт возьми! — воскликнул пораженный Вашата.

Не переставая переворачивать страницы, Арт изрек:

— Возглас «черт возьми!» не имеет прямого смысла. Выражение эмоциональное, служит для снятия нервного напряжения.

Мы только переглянулись, помедлив долю секунды, и услышали:

— Давай, давай!

Он запоминал все, анализировал, сопоставлял в своем гигантском уме и только несколько раз переспросил, вернее, поправил Антона, когда тот неправильно ставил ударение или глотал буквы.

Наконец, перевернув последнюю страницу, Арт сказал:

— Вы утомлены. До завтра. Прощайте!

И хотя мы запротестовали, изображение Артаксеркса растаяло.

Во время моей вахты, когда я по инструкции включил сторожевые локаторы, он появился вновь, и я, подгоняемый его молчаливой сосредоточенностью, — читал ему и демонстрировал иллюстрации через микропроектор.

Вахту у меня принял Антон, а с нею и тень Артаксеркса.

За завтраком Антон сказал:

— На прощанье Арт пригласил нас к себе в двенадцать пополудни по местному времени. Мы с ним совершенно свободно беседовали о довольно абстрактных понятиях. Он смыслит и в любви и дружбе. Вероятнее всего, это киборг. Совершеннейшее создание.

Он сказал, что находился в анабиозе в течение девятисот тысяч лет, при температуре, близкой к абсолютному нулю. Как только мы прилетели сюда, автоматы подняли температуру до минус ста шестидесяти или около этого. Роботы исправили наружные антенны и стали вести за нами наблюдения.

Они ждали нас в своем холодильнике.

— Но мы могли и не заглянуть в этот город, — сказал Зингер.

— Исключено. Арт посетил бы нас сегодня или завтра.

Вашата спросил:

— Ты не узнал, что у него за миссия?

— Спрашивал.

— Ну?

— Говорит, что мы увидим сами. Ему приказано показывать, а не рассказывать.

— Что показывать? И кто приказал?

— Увидим завтра, а приказали последние из Вечно идущих. Так он, по крайней мере, сказал.

Я спросил: может, вечно живущих? Он ответил: «Жить — идти вперед».

— Непостижимо! — сказал Зингер.

— Пойдете опять вы с Ивом, — сказал Вашата. — Проклятая инструкция не дает мне права пускаться в «рискованные предприятия». Хотя — какой риск?

— Риск есть, — сказал Зингер.

— Вот поэтому ты и останешься со мной, как лицо, хранящее всю информацию.

Зингер только вздохнул.

Снова ушла в стену тяжелая дверь. Так же церемонно встретил нас Арт — теперь с целой свитой роботов. И они уже хорошо говорили по-русски, по крайней мере, краснобородый сказал, дотронувшись до моего рукава:

— У вас, товарищ, прекрасная защита. Белковые гуманоиды не смогли бы существовать, лишенные таких покрытий. — И еще спросил: — Вы так же долгожители, как Вечно идущие?

— Да, мы живем вечно, — солгал я, хотя при общении с инопланетчиками строжайше запрещалось лгать. Просто я испугался, и мне захотелось показать, что мы неуязвимы против любых козней.

Я без стыда не могу вспомнить, как робот проронил:

— Не соответствует действительности…

Мы уже входили в большую залу с черным цилиндром.

Антон крякнул, прошептав:

— Олух. Они читают наши мысли, а ты…

Арт мгновенно подтвердил эту мысль, сказав:

— Очень легко и много быстрей передавать информацию без слов, — и спросил: — Что такое «олух»? Существо, дающее ложную информацию? Какова цель?

— Вот именно! — проговорил Антон. — Никакой цели не было. Отсутствие контроля над действиями.

— Была причина, — возразил Арт. — Патологический эмоциональный сдвиг.

Меня прошиб пот.

Арт сжалился, предложив нам сесть.

— Действительно, олух, — услышал я голос Вашаты и саркастические покашливания Зингера.

Хранитель информации сохранит этот жуткий диалог, навечно законсервирует мой позор.

После того как я пришел в себя и даже улыбнулся, найдя комические стороны в своем поведении, Арт сказал:

— Сейчас вы встретитесь с Вечно идущими, последними из них. Узнаете причину их временной смерти и путь к их возрождению.

Я встретил эти необычайные слова без волнения. Антон, а также Вашата и Зингер, теперь видевшие все, что происходит здесь, тоже впоследствии говорили, что не испытали ничего, кроме любопытства. Вероятно, Арт воздействовал на нас своей могучей волей, подготовил нас к восприятию необычного и действиям, ради которых ждал нас девятьсот тысяч лет!

Мы просмотрели очень много «объемных» записей, раскрывающих жизнь эридан; они окружали себя изысканной роскошью в быту, но комната, в которой мы мгновенно очутились, поражала Строгостью. Совершенно пустая, только ковер на полу, да на стене портрет ребенка, играющего в песочек на краю бассейна. Портрет «живой», ребенок строил башни, стряпал пирожки, наконец, все разломал и принялся снова за работу.

Раздались тяжелые шаги. Стали входить люди. Ребенок на портрете перестал играть в песочек, он застыл, сыпля красный песок из совочка.

Последним вошел Арт и остановился посредине.

Я насчитал более ста эридан.

Это были очень старые люди, не по внешности, нет, лица без морщин, косметика скрывала подлинный цвет голых черепов и кожи лица, особенно у женщин: под сенью высоких пышных причесок самых удивительных форм и расцветок черты их были мягче, привлекательней, но глаза, эти огромные глаза, у всех, на кого я смотрел, выражали непомерную усталость, тоску.