Джон Уиндем - Миры Джона Уиндема, том 5

Я взглянула на остальных - они все еще обескураженно глазели на меня. Я больше не пыталась подняться, а откинулась на подушку и сказала:

- Хватит меня дурачить - теперь я знаю, кто я.

- Но мамаша Оркис... - начала было одна.

- Довольно, - оборвала я ее. От жалости к себе я вдруг перешла к какой-то мазохистской жестокости.

- Никакая я не мамаша, - резко сказала я, - я просто женщина, у которой недолгое время был муж и которая надеялась - только надеялась, иметь от него детей.

Последовала пауза - довольно странная пауза, как будто то, что я только что сказала, не произвело на них ровно никакого впечатления.

Наконец та, что была подружелюбней, нарушила молчание и, слегка наморщив лобик, робко спросила:

- А что такое "муж"?

Я перевела взгляд с одной из них на другую, но ни на одном лице не заметила и следов понимания. Скорее там можно было обнаружить чисто детское любопытство. Я почувствовала себя на грани истерики, но тут же решительно взяла себя в руки. Ну что ж, подумала я, если галлюцинация не покидает меня, я буду играть в эту игру по ее же правилам, и посмотрим, что из этого выйдет...

Очень серьезно, но в простейших выражениях, я начала объяснять:

- Муж - это мужчина, с которым женщина сходится...

Однако моя просветительская деятельность не имела успеха. Прослушав несколько фраз, одна из женщин задала вопрос, который, видимо, требовал немедленного разъяснения:

- А что такое "мужчина"? - смущенно спросила она.

Пришлось объяснить и это.

После моей лекции в палате воцарилось враждебное молчание. Мне же до этого не было ровно никакого дела - мой мозг был слишком занят попыткой прорваться дальше сквозь пелену забвения, но за пределы определенной преграды дело не шло.

Все же, я теперь точно знала, что меня зовут Джейн. Раньше я была Джейн Соммерс, но после того, как вышла замуж за Доналда, стала Джейн Уотерлей. Мне было двадцать четыре года, когда мы поженились, и двадцать пять, когда Доналд погиб. На этом мои воспоминания заканчивались. Однако я хорошо помнила все, что было до того. Я помнила моих родителей, друзей, школу, обучение в медицинском институте и работу во Врейчестерской больнице. Я хорошо помнила, как увидела Доналда в первый раз, когда его однажды вечером привезли в больницу с поломанной ногой...

Я даже могла теперь восстановить в памяти, какое лицо должна была бы увидеть в зеркале, - совсем не похожее на то, что я видела в трюмо, висевшем в коридоре, а более вытянутое, слегка загорелое, с маленьким аккуратным ртом, обрамленное естественно вьющимися каштановыми волосами; глаза должны были быть широко расставлены и несколько серьезны. Вспомнила я и свое тело - стройное, с длинными ногами и маленькими упругими грудями. Хорошее тело, на которое я раньше не очень-то обращала внимание, пока Доналд не научил меня гордиться им...

Я посмотрела на отвратительную гору, прикрытую атласным одеялом, которая теперь была моим телом, и содрогнулась. Мне хотелось, чтобы Доналд утешил меня, любил меня и уверил бы меня, что все это лишь сон, который обязательно кончится. В то же время я была в ужасе от мысли, что он может увидеть меня такой толстой и неуклюжей. Но тут я вспомнила, что он уже никогда, никогда больше не увидит меня, и слезы вновь покатились по моим щекам.

Остальные обитательницы палаты продолжали смотреть на меня с недоумением. Прошло полчаса. Вдруг дверь отворилась, и целый взвод маленьких женщин, одетых во все белое, вошли в палату. Они быстро разделились на пары, ставшие по обе стороны каждой кушетки. Закатав рукава и сняв с нас одеяла, они принялись за массаж.

Сначала мне это понравилось и даже действовало несколько успокаивающе. Потом стало нравиться все меньше и меньше, а затем я нашла то, что они делали, неприличным и даже оскорбительным для себя.

- Хватит! - сказала я резко той, что стояла справа от меня.

Она остановилась на минутку, приветливо, но слегка нерешительно улыбнулась мне, а затем продолжила свое дело.

- Я же сказала, хватит! - воскликнула я и слегка оттолкнула ее.

Она посмотрела на меня обиженно, хотя на губах у нее сохранялась все та же профессиональная улыбка. Не зная, что делать дальше, она переглянулась со своей партнершей по другую сторону постели.

- И вы тоже не трогайте меня больше, - сказала я.

Однако та и не думала останавливаться. Тогда я протянула руку и оттолкнула ее. Но, очевидно, я не рассчитала силу своей могучей руки, и она отлетела на другой конец комнаты, споткнулась и упала. Все застыли, глядя то на нее, то на меня. Испуганная, первая все же двинулась ко мне, в то время как вторая, плача, поднималась с пола.

- Лучше держитесь от меня подальше, маленькие бестии, - проговорила я угрожающе.

Это остановило их. Они отошли в сторону и в расстроенных чувствах переглянулись друг с другом. Тут в палату вошла старшая санитарка.

- В чем дело, мамаша Оркис? - спросила она.

Я рассказала ей обо всем. Она удивленно посмотрела на меня.

- Но это же обычная лечебная процедура, - возразила она.

- Только не для меня. Мне это очень не нравится, и я больше этого не допущу.

Старшая смущенно стояла, не зная, что делать дальше.

В это время с другого конца комнаты раздался голос Хейзел:

- Оркис свихнулась - она нам тут рассказывала такие отвратительные вещи! Она настоящий псих!

Старшая посмотрела на нее, затем перевела взгляд на ее соседку. Та утвердительно кивнула головой.

- Идите и доложите обо всем, что здесь произошло, - приказала старшая санитарка двум ревущим массажисткам. Они удалились в слезах. Старшая, еще раз внимательно посмотрев на меня, последовала за ними.

Спустя несколько минут остальные массажистки собрали свои принадлежности и тоже покинули палату.

- Это было просто гадко, Оркис, - сказала Хейзел. - Ведь бедняжки только делали то, что входило в их обязанности.

- Если у них такие обязанности, то мне они не нравятся, - возразила я.

- Ну, и чем это все кончится, как ты думаешь? Их просто высекут, вот и все. Но, наверно, тут опять виновата твоя плохая память, а то ты бы помнила, что прислуга, чем-то огорчившая мамашу, всегда подвергается наказанию, не так ли? - спросила она ядовито.

- Высекут?! - повторила я в полном недоумении.

- Да, высекут, - передразнила меня Хейзел. - Но тебе, конечно, нет до этого никакого дела. Не знаю, что там с тобой случилось в Центре, но результат получился отвратительный. По правде сказать, ты мне никогда не нравилась, хотя другие считали, что я не права. Но, теперь-то все убедились, какая ты на самом деле.

Все молчали, и было ясно, что они вполне разделяют ее мнение. Антагонизм нарастал, но, к счастью, в этот момент дверь открылась и в сопровождении всех маленьких санитарок и массажисток в палату вошла красивая женщина лет тридцати. Я с облегчением заметила, что она была нормального человеческого роста. У нее были темные волосы, а из-под белого халата высовывался край черной плиссированной юбки. Старшая санитарка, едва поспевая за ней, рассказывала на ходу что-то про мои "фантазии" и закончила словами: "Она только сегодня вернулась из Центра, доктор".