Эллис Питерс - Неугомонная мумия

- Ты уверен?

- Взгляни, здесь остались следы коричневого лака. Полагаю, это один из наших...

- К дому никто ночью не приближался, - подал голос Абдулла.

- Значит, это ящик баронессы.

- Не обязательно, - мрачно сказал Эмерсон. - Найдется четыре, а может, и все пять тысяч этих чертовых гробов, которые еще не прошли через наши руки.

- Не стоит впадать в отчаяние, Эмерсон. Или в легкомыслие, если именно это ты собирался сделать. У меня нет никаких сомнений, что это тот самый ящик, который мы ищем. Как жаль, что от него так мало осталось.

- Не удивительно, что он так быстро сгорел: древнеегипетские гробы большей частью состоят из лака и папье-маше.

- Но зачем вор все это затеял? Сначала предпринимать немалые усилия, чтобы добыть ящик, а потом взять и попросту сжечь его?..

Эмерсон лишь пожал плечами. Мы молча смотрели друг на друга, теряясь в догадках, а солнце медленно вставало на востоке.

* * *

Утром наша маленькая компания отправилась на похороны. Перед выходом я придирчиво оглядела свое войско и осталась довольна. Джон побрился гладко-прегладко, так что его щеки сияли, как отполированные яблоки. Рамсес в своей светло-синей курточке и коротких штанишках казался невинным ангелочком. Эмерсон отверг галстук, но и без галстука выглядел замечательно. Я же втиснулась в свое парадное платье и целых пять минут расчесывала волосы, от всей души надеясь, что воронье гнездо на моей голове станет выглядеть хоть капельку пристойнее.

Переступать порог молельного дома Эмерсон категорически отказался и уселся на свой любимый камень. Вид у ненаглядного был такой, словно он аршин проглотил, - полное сходство с древнеегипетским фараоном.

Служба оказалась короче, чем я ожидала, возможно, потому, что брат Иезекия не очень хорошо владел арабским, а быть может, его религиозный пыл слегка поугас после того, как он узнал правду о Хамиде. Паства затянула траурный гимн. Джон с Рамсесом внесли в хор свою фальшивую лепту. Покончив с вокальными упражнениями, несколько дюжих "братьев" взвалили на плечи грубо сколоченный деревянный гроб, и прихожане потянулись на улицу.

Снаружи собралась приличная толпа. Поначалу я решила, что жители деревни пришли просто поглазеть или даже выразить протест против церемонии чужаков. Но публика выглядела слишком веселой для печального обряда: собравшись вокруг моего мужа, люди смеялись и весело балагурили, а Эмерсон внимал им с царственным видом, время от времени отпуская реплики. Вынуждена с сожалением оповестить читателя, что Эмерсон питает слабость к вульгарным арабским шуткам. Заметив меня, он осекся на полуслове и встал.

В сопровождении зевак мы проследовали за гробом через пальмовую рощицу до границы пашен. Я полагала, что брат Иезекия как-то пометил место предполагаемого захоронения, но нас встретила лишь мрачно зияющая яма. Вокруг ямы не было ни ограды, ни каких-либо религиозных символов. Заброшенное и неприветливое место последнего успокоения, но оно более чем подходило тому несчастному, чьи кости должны были здесь лежать.

Открыв Библию, брат Иезекия завис над могилой. Рядом с ним пристроился Дэвид; Черити, как обычно, держалась сзади. Джон медленно начал подбираться к ней. Я ткнула его зонтиком и, нахмурившись, покачала головой. Обычно я с пониманием отношусь к романтическим чувствам, но не у могилы же!

Гулкий голос Иезекии лишь усилил унылость происходящего:

- Всякая плоть - трава, и вся красота ее - как цветок полевой. Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа.

Утешающие слова последующих стихов, где говорится о бессмертии, Иезекия опустил. Он захлопнул книгу и разразился пространной речью.

Мне не терпелось отправиться в путь, поэтому я не обращала внимания на бубнеж Иезекии, пока не почувствовала, как напряглась рука Эмерсона. Оказывается, надгробное слово быстро превратилось в обличительную речь, направленную против коптской церкви и ее духовенства.

В толпе поднялся гневный ропот, подобный первому порыву бури, пригибающему сухую траву. Дэвид с удивлением и тревогой смотрел на Иезекию. Эмерсон громко прочистил горло:

- Я тоже хотел бы сказать несколько слов.

Его голос успокоил ропот толпы, Иезекия осекся. Прежде чем он успел набрать в грудь воздух, Эмерсон разразился цветистой речью. Ему не хватило лицемерия на то, чтобы славить Хамида, вместо этого он процитировал Коран и Библию - о грехе убийства - и объявил о своем намерении отдать убийцу под суд. После чего благословил слушателей от имени Аллаха, Иеговы, Христа и Мухаммеда, на любой вкус.

Народ медленно разошелся, остались лишь могильщики. Эмерсон набросился на разгневанного проповедника:

- Вы в своем уме? Решили устроить маленькую войну?

- Я сказал правду! - надменно ответствовал Иезекия.

Эмерсон с презрительным видом махнул рукой.

- Постарайтесь сдерживать праведные порывы своего коллеги, посоветовал он Дэвиду, - или вас сожгут вместе с церковью.

Не дожидаясь ответа, он быстро зашагал прочь. Мне ничего не оставалось, как вприпрыжку броситься следом.

- Куда это ты направился, Эмерсон? Ослы ждут нас у молельного дома!

- Поговорить с отцом Гиргисом. Боюсь, до него уже дошло известие об этом происшествии, нужно постараться сгладить эффект.

Отец Гиргис отказался встретиться с нами. По словам угрюмого дьякона, который вышел нам навстречу, его преподобие молится и просил не тревожить. Мы неохотно повернули обратно.

- Не нравится мне все это, Пибоди.

- Уж не думаешь ты, что нам грозит опасность?

- Нам? - Эмерсон рассмеялся. - Отец Гиргис вряд ли осмелится нам угрожать, моя дорогая Пибоди. А вот безумцы миссионеры - другое дело. Иезекия, судя по всему, большой любитель неприятностей.

- В прошлый раз отец Гиргис был со мной довольно любезен. По крайней мере, - я с тоской вспомнила испорченную шляпку, - пытался быть любезным.

- Но это было до того, как мы стали приглашать его конкурентов на чай, а наш Джон принялся шастать в их богоугодное заведение. Ладно, зайду к его святейшеству в другой день.

Джон повернул к дому, а мы с Рамсесом и Эмерсоном потрусили в Дахшур. Дорога вела вдоль зеленеющей пашни, вдали зловеще темнела Черная пирамида. Рамсес, который все это время подозрительно помалкивал, обрушил на любимых родителей лекцию о древнеегипетских глагольных формах. Эмерсон, который больше понимал в раскопках, чем в филологии, внимал сыну с воодушевлением неофита, пока мы не подъехали к пирамидам поближе.

- Что за черт, Пибоди? Да здесь кто-то копает!

- Разумеется, Эмерсон.

- Да я вовсе не этого неумеху де Моргана имею в виду. Взгляни, раскопки-то совсем свежие.