Аркадий Стругацкий - Белый камень Эрдени

Я опять вспомнила «Аленький цветочек».

— Страшилища, раз не могут показаться добрым людям на глаза.

Во второй раз за сегодняшний день ты посмотрел на меня с благодарностью.

— Ничего не бойся.

— Я не боюсь, милый. Ты со мной.

Я действительно еще ничего не боялась. Таблетку пить не стала — знала, что и без нее засну моментально. Так и случилось.

Когда я проснулась, ты уже не спал. Сидел на краю моей постели и смотрел на меня.

— Доброе утро, — сказала я.

— Какая ты красивая!

— Да ты что!

— Я всегда, когда нам случалось просыпаться вместе, смотрел на тебя и не мог привыкнуть, какая ты красивая. И не привыкну никогда.

— Привыкнешь. Теперь мы каждый день будем вместе. Мы вместе на-всег-да!

Я сама еще не освоилась с этой мыслью. И неслыханное счастье обожгло меня, едва я произнесла это раздельное «на-всег-да». Я легко поднялась, накинула халат.

Умылась. Занялась завтраком для своих мужчин. Мне еще никогда не было так хорошо! Если бы ты знал, как мне в этот момент было хорошо! Впрочем, ты знал. Ты всегда видел и понимал мое состояние лучше меня.

Мы позавтракали втроем. Ты был сосредоточеннее, чем обычно, но я легко оправдала тебя: опять идеи, опять наука — я не сомневалась, что даже в таком неопределенном положении, в каком мы оказались, ты попытаешься найти просветы, зацепки, чтобы загадочное стало тебе понятным — то есть опять то, в чем я не разбиралась. Но и раньше, на Земле, я не мешала тебе работать. Неужели я стану делать это здесь?!

Я с удовольствием подавала на стол. И кажется, кроме меня, особенную радость от того, что мы вместе, испытывал Юрка.

— Дядя Женя! Мама! — Он задавал пустяковые вопросы, обращаясь попеременно к нам обоим, и видно было, что ему хотелось бы, чтобы этот завтрак длился как можно дольше.

Я чмокнула Юрку в щеку, выставила его из-за стола, прикоснулась к твоим пальцам — ты руку убрал. «Неприятно это подглядывание», — подумалось мне, но вслух я этого не произнесла. Зачем портить радость? Мне казалось, что все утрясется. Я вспомнила, как Марья назвала меня недавно твердолобой оптимисткой. Я улыбнулась этому воспоминанию. Ведь если вдуматься, мой оптимизм еще не подводил меня. Я не только встретила и удержала тебя, я к тому же и впрямь буду для тебя единственной на свете!

Дальше в пьесе, которую мы разыграли, все более или менее мирно. Мы облазили доступные нам помещения.

Юрке сказали, что будем пока жить одни на сказочном корабле, улетающем через некоторое время к другим планетам. Юрка принял игру. Она его очень обрадовала. Какого мальчишку не обрадует игра в космонавтов!

— Мы сами летим или нас похитили? — задал он вопрос, заглядывая в корень.

— Похитили, конечно! — отвечаю я таким уверенным тоном, чтобы он ни в коем случае не поверил.

— Вот это да! Ну вы даете! — Юрка был уверен, что все это нами придумано. Большего нам и не требовалось для начала.

Рабочие помещения — накануне я до них не добралась — были оснащены земной техникой: лабораторные столы, приборы, пульты.

— С умом оборудовано, — одобрил ты. — Есть все, что необходимо для работы биолога, математика и… — Пауза затянулась.

— И кого еще? — спросила я.

— Физика и астронома, — договорил ты резко.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Так, ничего…

Мне не понравилась твоя резкость, но я не стала заострять на ней внимание.

За обедом Юрка болтал и болтал, фантазировал и фантазировал и завершил свои выдумки словами:

— Во ребята позавидуют!

У меня сжалось сердце. Ребята… Легко сказать! Вот когда впервые мне стало страшно. Я встретилась с тобой взглядом. Ты испытующе смотрел на меня. Господи! Да ты уже думал об этом! Обрывки мыслей заколотились во мне, и, побеждая все, как-то медно звучала шиворот-навыворот строчка дурацкой песенки: «Кто-то находит, а кто-то теряет…» Нахожу-теряю, нахожу-теряю… Собственно, я думала не о себе, а о Юре. Я не могла дождаться, пока сын заснет. Все валилось у меня из рук. Чего хотят от нас? Зачем все это нужно? И когда наконец вечер наступил, я все вопросы и всю нервность выплеснула на тебя. Впрочем, если быть честной, то я попробовала поговорить с табло, но «оно» отвечать не захотело. Страхов от этого не убыло.

— Я же сказал тебе, не бойся. — Ты только хотел казаться спокойным.

— Но что им нужно от нас?

— Неужели непонятно? Посмотри вокруг.

— Сто раз видала.

— Посмотри в сто первый.

— Ну, смотрю!

— И что ты видишь?

— То же, что и раньше. Все, как дома.

— Вот тебе и ответ.

— Какой?! Не мучай хоть ты меня! Неужели нельзя говорить по-человечески?!

— Ты сказала: «Все, как дома». В этом и есть ответ на твой вопрос. От нас хотят, чтобы мы и вели себя, как Дома!

— Занятно!

— Втройне занятно, когда речь идет о мыслящих существах. Кто это может вести себя естественно в изоляции да еще под наблюдением. Даже животные не все.

— Я не хочу!

— Вчера ты говорила другое.

— Я не хочу быть подопытной обезьяной.

— Ты подопытный человек, Оля. И еще двенадцать дней никто не будет спрашивать твоего желания.

— Хорошо. А через двенадцать дней мы откажемся, да? — Это была мольба, хотя и непонятно откуда взявшаяся.

Ты смотрел напряженно.

— Во всяком случае, у нас есть над чем подумать.

Насколько все-таки ты умнее меня. А я-то радовалась: «Летим! Втроем!» Если я в ослеплении не увидела таких простых вещей, то сколько же более сложных еще укрыто от меня. Я боялась думать. К тому же предыдущая полуссора — мы редко разговаривали на повышенных тонах — требовала примирения. И ты первый погладил мои опущенные руки.

— Оленька! Стойкая Оленька! — Иногда ты был таким сентиментальным.

— Да уж, стойкая.

— Ты столько лет выносила меня, ты все вынесешь, Оленька!

— Вот это правда!

— Мы будем работать! Я закончу статью, которую начал там. — Ты ткнул пальцем во что-то за моей спиной. Буду наблюдать за состоянием здоровья «экипажа». А тебя научу делать анализы. И пока мы будем заняты делом, придет решение.

Ты уговаривал одновременно и меня и себя. Но сейчас я была не столько под властью перспектив, которые ты рисовал, сколько под ощущением твоей любви. Все, что было у нас до этого, тоже было любовью. Но сейчас… Так ты еще не любил меня. Я каждой клеточкой, каждым нервом чувствовала эту обновленную, эту без примеси эгоизма любовь. И я любила тебя заново. И ты мне был так дорог, как будто я была тобой.

Я разобрала постели. Ты поцеловал меня на сон грядущий, погасил свет. Я слышала, как ты разделся и лег.

Я сделала было шаг в твою сторону, остановилась, тоже не cпеша разделась и легла на свою кровать. Жизнь казалась мне не такой уж плохой.