Николай Дубов - Колесо Фортуны

- Мало что где бывает! У нас иначе. Больно царями дорожка проторенная: разлюбил жену и - в келью ее...

- Что ж! Вы можете попросту убить его, после чего вам, несомненно, отрубят голову. Поможет ли это императрице? Без опоры и защиты она окажется еще в худшем положении. Кто она? Чужестранка, пришлый человек... А у вас ведь есть пусть отдаленные, но все-таки родственники Петра Первого. Даже готовый император - Иоанн, сын Анны Леопольдовны. Пусть он был тогда ребенком, но ведь его провозгласили императором.

- Неизвестно, где он, - сказал Григорий. - Да и жив ли?

- Конечно, иногда и жалкая песчинка бытия - один человек, - бросившись под колесо Фортуны, может изменить его бег, направить в другую сторону. Однако чаще всего в таких случаях пресловутое колесо превращается в колесницу Джаггернаута. Я видел в Пури, как фанатики бросались под такую колесницу и превращались в кровавое месиво. Но они, по крайней мере, верили, что после этого обретут неземное блаженство. Я слишком хорошо отношусь к вам, Грегуар, чтобы желать для вас такой судьбы... Вы спрашиваете моего совета? Вот он: в одиночку ничего предпринимать нельзя. У вас есть сторонники, единомышленники?

- Друзей у меня много.

- Речь идет не о друзьях, а единомышленниках или, по крайней мере, людях, из-за чего-то готовых рисковать жизнью. Даже если вы подкупите какое-то количество солдат и офицеров...

- Нельзя, - сказал Алексей. - Это канцелярскую крысу подкупить можно, а солдат - не выйдет. Присяга для русского солдата - дело святое.

- Однако бунтов в России было немало. Бунтовали и солдаты. Даже при Петре Первом был стрелецкий бунт...

- Так ведь не из-за бабы! Они против новых порядков бунтовали.

- Вы только подтверждаете мою мысль, месье Алексей. Допустим, вам удастся убедить, уговорить, словом, завербовать какое-то количество сторонников, все равно такой бунт обречен на неудачу. Реформы молодого императора вызвали общий восторг, а вы намерены идти против этого всеобщего течения. Оно слишком сильно и мгновенно сметет вас. Другое дело, если бы какие-то действия императора вызвали недовольство...

- Недовольных, положим, хватает, - сказал Алексей.

- Где? Каких?

- В армии. Ведь он одну войну кончил, а другую затевает. С Данией. Хочет отвоевать свой Шлезвиг. А на кой ляд он нам сдался? Там этот вшивый Шлезвиг небось меньше Псковского уезда, а ради него хлебай киселя через всю Пруссию, да еще и головы подставляй... Кому охота?

- Но вы же сами говорите - русские солдаты всегда верны присяге. Значит, пойдут?

- А куда денешься? Знамо, пойдут. Вот если он гвардию вздумает тронуть...

- Какая разница? И там, и там воинская присяга одинакова.

- Разница огромадная! Армия что? Народ там серый, деревенский. Царя только во сне видит, как он сидит на троне и правит... - Алексей схватил ложку, небольшую миску и развел руки, изображая, как царь держит скипетр и "державу". - Для них он не только от бога, а и сам, почитай, как бог. А гвардейцы насмотрелись всякого. Императора видали и на троне, и на ночной посуде...

Это уже не бог, с ним, в случае чего, можно и по-свойски...

- Любопытное наблюдение, - сказал Сен-Жермен. - И по-видимому, не лишено резона. Хотя само по себе ничего, конечно, не решает

7

- Вас просто не узнать, граф Кирила! - сказал СенЖермен. - Где тот худенький юноша с раскрытыми от любопытства и удивления глазами, какого я видел когда-то?

- Стареем помаленьку, стареем, - ответил Кирила Григорьевич и указал на маленький диванчик. - Располагайтесь, ваше сиятельство.

- Я знаю широту русского гостеприимства и обыкновение хозяев предоставлять гостю самое лучшее, даже свое любимое. Поэтому, если позволите, сяду здесь, - сказал Сен-Жермен и сел в простое кресло с жесткими подлокотниками.

Кирила Разумовский с удовольствием уселся на диванчик и вытянул ноги.

Теплов прошел к столу и, доставая бумаги из сафьяновой папки, начал их раскладывать в должной очередности для рассмотрения.

- О старости вам говорить рано, - сказал Сен-Жермен. - Вы, что называется, в зрелом возрасте, в лучшей поре для свершений, достойных государственного мужа.

- Какие наши свершения! День да ночь - сутки прочь. Всего и делов, что вот по милости Григорья Николаича из бумаг не вылезаю.

- Так вы ведь сами не пожелали, ваше сиятельство, - сказал Теплов, отказались от свершений. А могли русскому оружию хвалу заслужить.

- Ну-ну, нечего хихикать! Тоже взял себе манеру...

- О чем вы, если не секрет? - спросил Сен-Жермен.

- Император предложил мне командовать армией, чтобы идти на Данию. Фельдмаршалов под рукой всего два - князь Трубецкой да я. Ну, из Трубецкого уже песок сыплется... как это по-французски сказать? Ага! Рамоли...

Он и на разводах-то еле-еле... Вот мне император и говорит: "Гетман, я тебя главнокомандующим армии назначу". Я говорю: "Премного благодарен, ваше величество. Милостью сочту... Только при условии, ежели вы еще одну армию соберете, чтобы мою подгоняла".

- И что же император? - улыбнулся Сен-Жермен.

- Рассердился. Придется, говорит, произвести тебя из фельдмаршалов в паркеттенмаршалы... И добавил пару слов по-немецки...

Теплов ухмыльнулся.

- Вы ведь знаете по-немецки, - сказал Сен-Жермен.

- Да трошки мерекаю... Больше командовать не предлагал.

- Он сыскал нового главнокомандующего, - сказал Теплов. - Дяденьку своего, Георга-Лудвига. Ба-альшой полководец! У себя в Голштинии небось ротой командовал, теперь - фельдмаршал российской армии.

- А почему вы так сказали? - спросил Сен-Жермен. - Армия не хочет воевать?

- Как же хотеть? Пять годов кряду воевали и - на тебе, снова... Солдаты помалкивают, а господа офицеры ропщут. Про меж себя, конечно.

- Я не понимаю: когда держава собирается воевать, это принято держать в секрете, пока готовится во всяком случае. А у вас все открыто говорят о предстоящей войне.

- Какой же секрет, если сам император провозгласил во всеуслышание! Он только стал императором и за ужином датскому послу напрямик и выложил: "Попользовались моим Шлезвигом? Хватит! Теперь я сам буду им пользоваться"... Тот, конечно, немедля курьера с донесением. В Дании переполох, уже и армию собрали, шанцы роют...

- А главнокомандующим назначили Сен-Жерменя, - сказал Теплов. Случаем, не ваш родственник?

- Нет, - сказал Сен-Жермен. - Не родственник. Никаких родственников у меня нет. А может, вы действительно уклонились от легкой славы, граф Кирила? Дания - крохотная страна, Россия громадна, исход войны предрешен..

- Громадна-то громадна... До той Дании войску надо топать две тыщи верст - одной парой сапог не обойдешься, вези в запасе новые. Ну и все прочее - пока дойдут, солдаты оборванцами станут. А припас? Продовольствие?