Тимур Литовченко - Пятая графа

Короче, их чувство быстро стало взаимным. Ещё пару лет молодые люди тщательно таились от окружающих: ждали, пока Феня закончит школу и поступит на первый курс недавно открывшегося Института народного хозяйства. Вот тут они и заявили: всё, подаём заявление в ЗАГС, свадьба через три месяца. Все были в шоке. Двоюродная бабушка, жена полковника билась в истерике и вопила, что Иван ударил её кинжалом прямо в сердце, что она давно обо всём подозревала, но не хотела верить, что порядочная девушка из порядочной еврейской семьи решится выйти замуж за гоя... (Хотя это, конечно, ерунда, ни о чём она не подозревала, потому что Фенечка много лет росла рядом с Ванечкой как сестра - каким подозрениям тут было место?!)

Полковник угрюмо молчал. Кажется, в глубине души он даже сочувствовал молодым, и если бы всё зависело только от него, так бы одними женскими воплями и обошлось. Но тут, за неимением ближних, в дело вмешались дальние родственники и единодушно заявили, что во всём виновата "солдатка" Варвара, самовольно, без чьего-либо согласия окрестившая еврейскую девчушку. И вообще, спасаться от верной гибели в украинской семье - одно дело, но выходить замуж за украинца, менять благородную фамилию Гольц на Проценко и рожать детей-полукровок - совершенно другое. Всему же есть предел!..

Короче, разгорелся нешуточный семейный скандал, в результате которого разъярённая Феня сверкнула огромными васильковыми глазами, топнула ножкой и вместе с будущей свекровью ушла жить на квартиру к будущему мужу - благо завод выделил Ивану восьмиметровую комнатушку в коммуналке. Никто их не провожал, никто не сказал доброго слова на прощанье. Только угрюмый полковник без лишних слов поманил Ивана в свой домашний кабинет, извлёк из шкафа солдатскую флягу, плеснул в две небольшие кружки чистейшего спирта и промолвил, чокнувшись: "Держись, парень".

Такую вот историю услышал я от отца в ту ночь...

6

Потом родился я. Затем умерла бабушка Варя - что-то там у неё с сердцем случилось, хотя лично я подозреваю, что больше всего её угнетала нелепая, полная странных поворотов история с удочерением еврейской девочки и "благодарностью" за это.

Ни с еврейской, ни с украинской роднёй никто из нас контактов не поддерживал: поступки бабушки и родителей были строжайше осуждены с обеих сторон. Каждый смотрел на ситуацию со своей колокольни. Украинцы говорили о бабушке Варе и об отце: зачем было спасать эту жи... еврейку, то есть чтобы их из-за этого грязью облили?! Евреи говорили о маме: зачем было выходить за Ивана замуж, к чему ложиться с ним в супружескую постель - разве мало, что его с матерью от голода спасли?! При этом каждый по-своему, с обывательской точки зрения был вроде бы прав... и в то же время жесточайшим образом заблуждался! Они ж одного не учитывали: теплоты простого человеческого сердца, простой человеческой любви, которую каждому дано познать хотя бы раз в жизни, да не каждый умеет распознать это святое чувство...

Вот так и получилось, что подвиг (да-да - настоящий подвиг!) "солдатки" Варвары был вроде бы достоин увековеченья в музее Яд-Вашем, но в то же время об этом не могло быть и речи.

А может, сами эти люди и не любили никогда по-настоящему, а?! Потому и думали так, как думали... Помогали тому лишь, кому нужно помочь - так как завтра он тебе руку помощи протянет. Женились только на женщинах своего круга, замуж выходили за нужных женихов.

Жаль мне их, однако.

А бабушка Варя... А что бабушка?! Старая солдатка не требовала абсолютно ничего, никакой благодарности. Видела ее разве что от родителей... Помню бабушку в её родном селе на Черниговщине - туда она после безобразного скандала сбежала доживать остаток жизни. Внешность её представляется мне какой-то туманной, нереальной, зато хорошо помню странную для меня, тогдашнего картину: бабушка Варя сидит на своей кровати - ну, знаете, обычная железная кровать с никелированными шариками на спинках, - а мама с папой по обеим сторонам присели, и каждый опустил голову ей на колени: мама слева, папа справа. Бабушка Варя гладит по голове каждого да приговаривает: "Дiти мої, дiточки..." Вот и вся благодарность! И зачем ей что-то ещё, какие-то другие знаки внимания, когда оба ребёнка, родной сын и названная дочь и теперь вместе с ней? Зачем деревце "праведника мира" в Яд-Вашем, когда у Ванечки и Фенечки-Секлеты в свою очередь - сын, её внук. То есть я...

Да, я был смущён вниманием со стороны жителей деревни и немного обиделся на "товстеньке жиденя" - но я ведь не знал тогда, насколько особенным ребёнком был!

Да, я молчал и не возмущался, когда Герку Хайкина исключали из пионеров - но ведь я был сыном коммуниста, "предательски" порвавшего самое священное достояние - партбилет! А одноклассникам знать об этом было совсем необязательно...

Да, не разобравшись в ситуации, Самуил Львович зарезал мне законную "пятёрку" - но я и с незаконной "четвёркой" поступил в политехнический! Потому что был сыном отца, которому не стыдно было смотреть в глаза жене, не совестно положить цветы на могилу матери. Внуком "солдатки", рисковавшей своей собственной головой и жизнью сына, лишь бы спасти еврейскую девчушку, и не ждавшей за это никакой благодарности.

Да, я блестяще отучился в КПИ, потому что всю жизнь чувствовал за спиной не только горе одинокой матери-вдовы, но и призрачные, немного завистливые, в меру сочувствующие взгляды людей, которым это было не дано: того же Борьки Лернера, уехавшего "за бугор" Герки Хайкина, толпы ненародившихся детей и внуков тех, кто костьми и пеплом лёг в Бабьем Яру...

Да, я до последнего держался в своём НИИ, пытался защитить диссертацию, таскал мимо милиции и рэкетиров полные сумки сигарет, потому что не имел ни малейшего права сдаваться. Потому что где-то на Земле Обетованной доживал последние дни совершенно полысевший, окончательно одряхлевший полковник, в момент прощания плеснувший из солдатской фляги спирт на двоих и приказавший гою Ивану: "Держись, парень..." Не мог я ударить в грязь лицом, сложить на груди лапки и жалобно скуля, уползти в ближайшую подворотню к бомжам. Потому что дряхлый ветеран страшной войны поднял бы на мгновение голову, сверкнул потускневшими глазами и молвил с укоризной: ну, что же ты, сынок, сукой беспомощной оказался, да? Расстрелял бы я тебя перед строем - да жаль, советское правительство пистолет именной в Израиль вывезти не дозволило... Да и бабушка Варя выронила бы знаменитый свой топор - зачем какого-то слабака защищать?!

И вот я тот, кем стал. И сегодняшний день подтвердил, что быть евреем, пусть и галахическим, иногда очень даже полезно. Вот как жизнь иногда поворачивает!

7

Кстати, где-то с месяц тому прелюбопытнейший случай произошёл. Мама Феня позвонила вдруг вечером: срочно приезжай, причём прямо сейчас! Дело безотлагательное. Я только с работы пришёл, устал до чёртиков... Так нет приезжай, и всё! И не вздумай переодеваться! Что поделаешь: зажевал наскоро того, что нашёл в холодильнике - и к матери. Едва порог переступил, не успел ещё спросить, что к чему - как новый звонок.