Всеволод Ревич - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 26

— Последнее желание? — усмехнулась она.

Я кивнула. Но я обманывала ее. Ни она, ни я не получим этого прощального подарка, который выдавался лишь в обмен на подлинную смерть. Моя давняя выдумка не поддавалась жульничеству. Ее душа, мое тело — этого было недостаточно.

Я начала жульничать.

— Выпейте это. Закройте глаза, расслабьтесь. Думайте о своем последнем желании. Прощайте, Николь.

— Прощайте, мадам Кейн.

Чудачка, ее прямо-таки колотила дрожь. Но постепенно снотворное, которое я ей дела, начало действовать, серые губы порозовели, раскрылись в улыбке.

— Дэвид, — явственно произнесла она.

Дэвид. Мужское имя. Всего-навсего. Признаться, от нее я ожидала что-нибудь поинтереснее.

Девушка спала. Я быстро вытянула из-под пальмы два отводных конца (не толще обычной нитки), подключила один к ее шлему и захлопнула дверь отсека.

Теперь дело за мной. Подготовить софу, шлем. Подключить к нему второй провод. Дистанционное управление, которое обычно находилось в безопасном отсеке, сейчас должно быть под рукой. Отключить роботов-могильщиков. Кажется, все. Я нажала кнопку.

Стараясь глубоко не вдыхать сладковатый, дурманящий воздух, постепенно наполнявший комнату, добралась до софы, натянула шлем и легла. Цепь замкнулась. Острая боль на мгновение пронзила голову, и девушка в отсеке тоже вскрикнула, дернулась во сне. Значит, все идет, как надо. ДИК жкл. Мне даже показалось, что я слышу из-под пальмы его гудение, похожее на полет шмеля. Теперь я буду медленно умирать, и каждая клетка моего мозга, умирая, пошлет ДИКу содержащуюся в ней информацию, которую тот примет и передаст клеткам мозга Николь Брандо, стирая в них прежнюю запись. Все- очень просто — принцип обыкновенного магнитофона. Сорок лет работы.

Голос священника читал молитву. Ей или мне? Или нам обеим?

Я растворяюсь в чем-то голубовато-розовом, в невесомой звенящей теплоте. Никогда не думала, что умирать будет так приятно. Кто изобрел этот газ? Я никак не могла вспомнить.

— Прощайте, Ингрид.

— Прощайте, мадам Кейн.

— Как хорошо!.. Дэвид! — Кажется, это сказала я. И удивилась.

— Дэвид?

— Дэвид, — подтвердили мои губы.

— Дэвид, — сказала я. И подумала, просыпаясь: «Что за Дэвид?»

Все вокруг было словно в тумане, меня мутило, голова в тисках. «Волшебный шлем»! Я сорвала его, и — непривычное ощущение — на руки, на плечи упали тяжелые зеленовато-пепельные пряди волос.

Николь. Похоже, что странной незнакомой девушки больше нет. Это теперь мои волосы. Николь исчезла. ДИК стер ее. Осталось тело и имя. И это теперь я, Ингрид Кейн. Я мыслю и, следовательно, существую. Удача!

Я внушала это себе, а мозг отказывался повиноваться, осознать, поверить в происшедшее. Наконец, я заставила себя встать, я командовала своим новым телом будто со стороны и ступала осторожно, балансируя и сдерживая дыхание. Попугаи и павлины смотрели на меня с любопытством. Выдернуть провод из шлема. Открыть дверь. Открыть.

В усыпальнице уже вовсю работали вентиляторы, высасывая из помещения остатки ядовитого воздуха. Надо уничтожить ДИКа.

И тут я увидела себя. Свое неподвижное грузное тело, вытянувшееся на тахте, в нарядном серо-голубом платье, которое сегодня утром надел на меня Жак.

Странное, неприятное ощущение в груди, перехватило дыхание, и я почувствовала, что у меня подкашиваются ноги.

Я увидела себя. То, что было мною 127 лет, постепенно меняясь и старея, со всеми своими, чужими и синтетическими деталями. Мое тело, такое знакомое и привычное, будто я смотрелась в зеркало. Но я не смотрелась в зеркало. Я стояла, а оно лежало. Я жила, а оно, по всей вероятности) было мертво.

А если нет!

Подойти. Ближе. Надо снять с нее шлем. С нее?

Вместе со шлемом снялся парик. Я заставила себя взглянуть, Желтовато-серые щеки, закрытые глаза. Челюсть чуть отвисла, обнажив искусственные зубы, сквозь седой пушок на голове просвечивает кожа. Коснулась своей руки, холодной, уже начинающей деревенеть. Я констатировала собственную смерть и подумала, что прежде это никому не доводилось. Забавно.

Но с моим новым телом тоже было не все в порядке — оно дрожало, будто от холода, оно жило какой-то отдельной от меня жизнью. Эта странная девушка Никель была, несомненно, чем-то больна, и теперь ее болезнь досталась мне по наследству.

Снова натянуть парик на череп. Стащить труп с софы на пол. Несчастный случай. Мадам Кейн почувствовала себя плохо, упала. Сознание отключилось, и не сработала гипотермия. Как было с Бернардом. Никто не додумается производить экспертизу. 127 лет.

Шаги Жака. Что делать? Я не успела ничего придумать — Жак бросился на помощь хозяйке, той, что на полу. Он умеет говорить! Одноразрядный лучемет, который я припасла, чтобы сжечь ДИКа. Пришлось использовать его не по назначению. В спине Жака что-то задымилось, зашипело, и старый робот, взмахнув механическими руками, тяжело рухнул на пол.

В каком-то странном оцепенении я смотрела на лежащего Жака, на его клешнеобразные руки, которые так ловко умели одевать, причесывать, делать массаж. Я будто чувствовала их прикосновение, слышала его сухой, надтреснутый голос:

— Как вы себя чувствуете, мадам?

Теперь его наверняка отправят в переплавку.

Да что это со мной? Уйти отсюда. Быстрей! Я запихнула провода назад, в кадку (никому не придет в голову здесь что-либо искать), и, убедившись, что все в порядке, выскользнула за дверь. Прячась за деревьями парка, удачно добралась до забора, вспомнила, что теперь мне девятнадцать лет и что у всякого возраста есть свои преимущества. Перемахнула через забор и очутилась на улице.

От этого ребячьего трюка неожиданно полегчало. Я шла прочь все быстрее и с каждым шагом чувствовала себя лучше, уверенней, Наконец-то новое тело угомонилось, подчинилось мне и даже начало нравиться. Оно казалось легким, почти невесомым. Я наслаждалась самим процессом ходьбы, свободным от моих прежних старческих недомоганий. Я вспомнила, что могу побежать, и побежала, и оно охотно перестроилось на ритм бега — сердце забилось чаще, прилила к щекам кровь, каждая мышца, клетка превратились будто в туго натянутые паруса, которые гнал попутный ветер. Только вперед. Такое, кажется, я пережила лишь однажды, В детстве. Тогда еще жили семьями.

— Догоняй! — кричали мне братья и бежали наперегонки через луг к реке, а я плелась сзади.

Я была коротконогой, и у меня был лишний вес, потому что мне очень нравился пудинг с клубничным джемом. Но как-то под вечер мы играли с отцом в теннис, и я неожиданно выиграла, приняв напоследок такой трудный мяч, что сама удивилась. Бросила ракетку и вдруг почувствовала, что могу все. Это ощущение возникло ни с того ни с сего, но я почему-то ему сразу поверила.