Василий Щепетнев - В ожидании Красной Армии

Я положил на полку новые, тощие карточки, положил трепетно, как денежки в сберкассу, растите, проценты, большие-пребольшие. Глядишь, тоже сгинут, и вспоминать неловко будет - какие карточки, какие вклады? В Москве, понимаешь, стройка стоит, а вы о пустяках.

Я притворил шкаф, рассохшая фанерная дверца нехотя встала на место. Разве отгородишься такой дверью? Давеча я собирался в библиотеку, да прособирался. Скоро начну буквы забывать. Сначала шипящие, потом настанет черед тяжелой буквы Ы,остальных хватит на год, полтора.

Иду срочно, сейчас. Бархоткой провел по туфлям, руки сполоснул в рукомойнике, очаг культуры, чай, и - вперед, в контору, в библиотеку.

Библиотека, о! Моя библиотека Зал, высокие стены, пятнадцать футов (в моей библиотеке счет идет на футы: во-первых, стиль, а во-вторых, в футах выше получается) обшиты дубом. Книги в кожаных переплетах, полки под потолок, стремянка на колесиках, галерея, камин и дворецкий. Сэр, леди Винтер просит принять ее. Зовите, Патрик, и подайте нам глинтвейна, сегодня ветер с Атлантики на редкость промозглый. Да, сэр, если позволите - невероятно промозглый.

На второй чаше глинтвейна, когда леди Винтер совсем было решилась поведать мне свои печали, я добрался до конторы.

Добрался во-время. Уроки кончились, классная комната пуста, за соседней дверью кто-то перекладывал бумаги.

Учитель стоял у стола, наклеивая на матерчатую подложку белые листы.

- По местам боевой славы? - я разглядел, что это топографическая карта, вернее, блеклая светокопия.

- Почти. Внеклассная работа по краеведению. Половина детей читать толком не может, но стараемся, стараемся...

- Не могут читать?

- Спецшкола. Для отстающих в развитии.

- Неужели все отстают?

- Конечно, нет. Кто побойчее - в интернат отослали, в область. Остаются бесперспективные. Это их определение, не мое.

- Кого - их?

- Тех, - он кисточкой указал на потолок.

- Да... Мне, собственно, книжечку какую-нибудь почитать.

- Прекрасно, - он завел меня за шкаф, где, отгорожено от остальной комнаты, стояли невысокие, по грудь, книжные стеллажи. - Тысяча триста одиннадцать книг и брошюр. Выбирайте, я сейчас.

Я провел пальцем по корешкам. До, ре, ми, и так восемь октав, затем повторил. Наощупь приятнее всех показался господин Боборыкин, его я и вытащил.

- Вадим Валентинович! - но никто не отозвался. Ушел учитель, бросил меня, оставил и карту, и клейстер. Я принюхался.

На картофельном крахмале.

Хозяин не шел. Жили-были мама и три дочки. Мама дочкам всегда наказывала: без нее в большую комнату не ходить ни за что. Ушла она как-то, а в большой комнате пианино заиграло, там пианино стояло. Старшая девочки и говорит, надо, мол, посмотреть, и в ту комнату зашла. Пианино минуту помолчало, а потом опять заиграло, весело, быстро. Средняя дочь тоже не утерпела, снова пианино чуть-чуть помолчало и заиграло пуще прежнего. Тогда младшенькая вышла на улицу, подошла к окну, они в полуподвале жили, заглянула и видит сестры ее лежат на полу задушенные, а на пианино играет черная-черная рука.

Детская страшилка меня не образумила. Я пошел искать учителя.

Никакой музыки, зато в классной комнате тихий, но яростный шум.

Я открыл дверь. В.В. сидел за столом, а рядом два удальца что-то доказывали друг другу.

- Об чем ссора? - я подошел ближе.

- Пустяки, Петр Иванович. Извините, заставил ждать, - учитель поднялся навстречу.

- Ничего, ничего. Будем знакомы, - я протянул руку ученикам. - Петр Иванович, ваш доктор. А вы кто?

- Филипп, с двумя пэ, - смело ответил одни, другой жеспрятался за В.В.

С двумя жить можно, с тремя тяжело. Впрочем, два грамма спектиномицина - и полный порядок.

На столе лежала зажигалка - так мне показалось. Конфузливый попытался ее убрать, но неловко, она покатилась по столешнице, В.В. пытался поймать ее, но я опередил. Та еще реакция.

- Осторожно! - крикнул В.В..

- А что?

- Вдруг взорвется? Ребята притащили, в земле отковыряли. Запал гранатный или что-нибудь такое...

- Запал? Я не ветеринар, зато два года отслужил в саперной части. Нагляделся. Чуть зазевается служивый - и нет пальцев. Или глаз, - я тщательно осмотрел вещицу. - Нет, это не детонатор. И даже не зажигалка.

- А что? - не выдержал Филипп.

- Солдатский медальон, - я попытался раскрыть, развинтить его.

- Он лежал около... - начал было сконфуженный, но, ойкнув, замолчал.

Латунь хрустнула, и медальон переломился.

- Видите, не взорвался.

Из медальона выпала бумажка, сырая крохотная трубочка.

- Осторожно! - еще раз воззвал учитель.

Я расправил листок. Лиловые буквы расплылись. Химический

карандаш.

- ..алко...гре...- прочитал я вслух.

- Вы так стремительны, - укорил меня учитель. - Мы бы постарались сохранить медальон. Аккуратнее надо!

- А если бы это действительно оказался детонатор? - хотя стало неловко. Что на меня нашло? Пришел, увидел, поломал.

В шахматах это называют "импульсивным ходом" и наказывают матом.

- Но... - начал сконфуженный, и, дернувшись, замолчал.

Второй раз лягнул его Филипп.

Учитель положил бумажку в ящик стола. - Отошлю в криминалистическую лабораторию, там у меня знакомый есть.

- В лабораторию?

- Имя - единственное, что было своего у солдата. Если сумеем прочитать большое дело сделаем. Мы с ребятами, - он взъерошил волосы Филиппа - ведем кое-какую работенку. Больше некому.

- Опасно. Мины в земле, гранаты...

- Вот я им и твержу: найдете что случайно - сами не трогайте. Ясно?

- Ясно, - ответил за всех Филипп. - Пошли, - он потянул сконфуженного за руку, и тот послушно пошел.

- Стараются ребята, - В.В. повел меня назад. - чай поспеть должен, не хотите?

- Хочу.

- Тогда еще минутку.

Я опять оказался у карты. Карта старая, с ятями, ЕИВ топографического общества. Деревни густы, а в промежутках почти сплошь хутора, все больше с невеселыми названиями: Грязный, Соломенный, Гнилуши, Жалкий (деревня наша раньше хутором была), Провальный...

- Интересуетесь? - в каждой руке В.В. держал по стакану.

Подстаканники МПС, с крылатым колесом. Парок курился над благородной гладью темного янтаря. Цейлонский.

- Вот, сообразил,- он подсел к свободному от бумаг краю стола, пристроил стаканы, из кармана пиджака достал сахар, тоже железнодорожный, по два кусочка в фасовке. Цукор.

- Я всегда без этого, - отказался я от сладкого. - Любопытно, да. Что за села...

- История. К примеру, Самохатка. Исчезла деревенька, а ведь первая линия метрополитена там пролегла, с нее российское метро началось.

- Метрополитена?

- Не в Москве же пробные тоннели рыть. Провалится квартал, что тогда? А здесь геология схожа, вот в девятьсот восьмом и начали прокладывать. Потом война, революция. Возобновили в двадцатых. Кольцевой тоннель, паровоз бегал, с вагончиками. А в войну якобы ставка главкома была. По слухам. Но это вряд ли, немцы сюда уже в июле пришли. Но что-то, наверное,было...