Олег Азарьев - В толще льда

Коля с вожделением смотрит на жену, вытирая ладонью молоко с губ, затем распахивает на ней халат пошире. Наклоняется и начинает целовать ее подтянутый живот. Поцелуи поднимаются выше, к грудям.

Наташа безучастно смотрит в окно.

– Идем, – жарко шепчет Коля и тянет Наташу за собой.

Втягивает жену в спальню и валит на широкую кровать. Наташа позволяет ему делать все, что он хочет, но сама не отвечает на ласки.

Поцелуи становятся реже. Коля привстает и в упор испытующе смотрит на жену.

– Снова? – зловеще говорит он. – Опять за старое? Как бревно лежишь. Тебя такую и трахать противно!

– Но ведь трахаешь, – возражает Наташа с некоторой наглостью.

Коля встает с кровати и стоит над женой, размышляет, уперев руки в бока, а взгляд – в Наташу.

– Но я тебя сейчас расшевелю, – вкрадчиво обещает он, расстегивает ремень на брюках, потом расстегивает брюки и спускает их до колен. Приказывает зло: – Давай, сказка, начинай. Отрабатывай, раз уплачено. Или уйдешь от меня к мамочке с папочкой? С изуродованной мордой.

Наташа с негодованием и заметным испугом отвечает:

– Ты что – сдурел? Еще чего! Не буду я этого делать! Да ты еще и не мылся.

– Давай, сука, делай, – с угрозой требует он. – Ты меня достала. Делай или, ей Богу, я вышибу тебе мозги. Я не шучу.

Наташа смотрит на него снизу вверх и вдруг по выражению его лица понимает, что на сей раз он и впрямь не шутит. Она садится и придвигается к нему. Действительно, за все надо платить. За ошибки и глупости тоже. Даже если глупости сделаны не по своей воле, а по воле родителей, которые, конечно же, хотели своему чаду только добра.

Он смотрит на лепной потолок. На его маловыразительном лице проступает блаженство. Он приговаривает, дыша все чаще:

– Давай – давай – давай… Куда ты денешься? Ты же привыкла ко всему этому. К шмоткам, к жратве, безделью, бабкам без счета, "Мерсу", видику и всему остальному. Тебе страшней остаться без всего этого, чем жить со мной. А мне нравится жить с тобой. И я все-таки люблю тебя, паскуду. Мне нравится приказывать тебе. Я приучил тебя ко всему этому, к этой сладкой жизни. Намеренно. Никуда ты не денешься. Лучше смирись. – И – начиная постанывать: – Это… и называется… золотые цепи…

9

Хранилище коллекций Зоологического института располагается на самой окраине города. Здание – немного в стороне от автострады, в роще неподалеку от опушки. Рядом – небольшое озеро. Дальше – гряда холмов, протянувшаяся вдоль автострады. Холмы покрыты густым лесом.

По обеим сторонам автострады растут высокие деревья – березы, клены. "Ауди" Денисова несется по пустынной автостраде и лихо тормозит у поворота на бетонку, ведущую к Хранилищу. Съезжает на обочину.

– Все, старик, приехали, – объявляет Денисов. – Конечная. Дальше – ножками. Тренируй мускулатуру.

– И на том спасибо, – отзывается Дима, продолжая сидеть в машине. – Эх, дал бы хоть немного порулить. А то права есть…

– Ну, дружище! – перебивает его Денисов. – Права твои, а машина-то – моя. Купи себе… Хотя откуда тебе…

Денисов достает пачку "ЛМ", берет сигарету, предлагает Диме. Оба прикуривают от зажигалки Денисова. Пару затяжек делают молча. Потом Дима замечает:

– Ну, ты, Игорь, и гоняешь… Не боишься влететь в кого-нибудь?

Денисов пожимает плечами.

– От судьбы не уйдешь. А я в судьбу верю.

Дима с уважением качает головой.

– Но – круто… У меня аж дух захватывало.

– Слушай, Димыч, – задумчиво говорит Денисов. – Я тут все хочу поговорить с тобой, но все как-то не ко времени было. А сейчас, похоже, подходящий момент.

– О чем речь?

– Пару раз я видел тебя с одной девчонкой. – Денисов повернул голову к Диме. – С Наташей Андреевой.

Дима замер на миг. Потом затянулся, выпустил дым.

– Ну?

– Я не ошибся?

Дима неопределенно пожимает плечами.

– Ты не виляй, друже, – говорит Денисов. – Я прав или нет?

– Н-н-ну, допустим.

– Тогда я хочу просто посоветовать тебе кое-что.

Дима кивнул.

– Догадываюсь. Не лезь к чужой жене.

– Лезь к кому хочешь. Это твое дело. Но забудь именно об этой…

Теперь Дима поворачивает голову к Денисову. Они смотрят друг на друга, будто играют в гляделки.

– А то – что? – интересуется Дима.

– Ничего. Я тебе по-дружески советую. Я-то знаю, чья она жена.

– Я тоже знаю. От нее самой.

Они отворачиваются друг от друга и смотрят перед собой.

– И что она тебе наврала? – любопытствует Денисов.

– Почему – наврала? Ее муж – как их называют в народе – бандит. Крутится в верхушке Марьямовской группировки. Заведует бойцами. Что-то вроде мафиозного генерала. Имеет пару магазинов – то ли для прикрытия, то ли для приварка к основной зарплате.

– Так ты представляешь, что он с тобой сделает, если узнает? – тихо спрашивает Денисов.

Дима спокойно и твердо отвечает:

– Вполне. Жизнь – говно. Сам говоришь – судьба…

– Тогда в чем дело?

– Я… как бы это сказать… – Он мнется. – Люблю ее…

Денисов хлопает себя ладонью по колену.

– С ума сошел? Любит…

– Да. И, что интересно, она меня – тоже.

Денисов горько усмехается.

– Наивный.

– А что? – ершится Дима.

– И скоро она подает на развод? А где вы с ней будете жить? И кем она будет работать? На чем возить ее будешь? На троллейбусе?

Дима, поджав губы, хмуро разглядывает кончик сигареты и молчит. Ему нечего возразить. На ум ему приходит старая шутка: с милым рай и в шалаше, если милый – атташе. Богатый муж и нищий любовник. Классика!

Молчание затягивается. Денисов досадливо постукивает по рулю.

– Ты был у них дома?

Дима отрицательно мотает головой.

– Где не был, там не был.

– Вообще-то – слава богу! Хватило хоть на это ума.

– А что? Думаешь, я совсем идиот?

– Старик, прикинь, – убеждает Денисов. – Она живет со своим Колей, как у Христа за пазухой. Хотя в данном случае эти слова и кощунство. Шикарная квартира. "Мерседес". Она ни хрена не делает. И вряд ли согласится променять эту свою сытую сучью жизнь без любви на голожопую жизнь с любовью.

Дима заносчиво фыркает.

– Ты плохо ее знаешь.

– Лучше, чем ты думаешь, – парирует Денисов. – Знаю и ее, и ее муженька-подонка. И подобных им.

– Любопытно!

– Еще бы! Масса впечатлений! – Денисов говорит, словно пытается оправдаться. – Приходится с этими тварями дело иметь. Сам знаешь. Наша родная коммерция, от мала до велика, по уши в этом дерьме.

– Так что ты знаешь? – налегает Дима.

– О чем?

– О Наташке. И ее муже.