Наталья Егорова - Самая уродливая

Она хрипло расхохоталась.

– Да ты еще брыкаешься, красавчик?

По ее щеке текла розовая слизь из расквашенной грозди.

Монстриха включила еще две лампы на потолке, отчего пони за перегородкой шумно встряхнулся и заржал. В оцепенении, какое бывает в страшных снах, я глядел, как чудовище неторопливо сбрасывает одежду, обнажая пухлую белую грудь с крупными темными сосками, толстый живот, складками стекающий к бедрам. Глубокая тень легла между жирных ног, когда последние тряпки упали на пол.

– Ну же, красавчик, – она похотливо огладила себя по груди. – Ты же сам этого хотел.

Я не аскет, но и не секс-машина. Меня вполне устраивает Молли, которая относится к постельному аспекту своей работы с той же серьезностью, что и к разбору писем. Я бываю в киберсалонах, но не люблю эрофант вроде "Инсектоамазонок". Словом, извращения мне чужды. И этот омерзительный кусок мяса не мог, не должен был вызывать ничего, кроме брезгливости. Но вжавшись в стену, онемев от омерзения, я чувствовал, как горячая волна нарастает внизу живота, как предает меня собственное тело, восставая навстречу чудовищу, в котором само – помимо рассудка – угадывало женщину.

– Давай, красавчик.

Она приплясывая двигалась ко мне, колыхались жирные складки, тени метались по белой коже, расчерчивая ее шаманскими символами. Запах листвы стал почти нестерпимым.

– Краса-авчик…

Разум мой истошно вопил от ужаса, но тело уже поддавалось древним инстинктам; шевелилась, твердела, наливалась болезненной тяжестью плоть, сводило мускулы от безумного желания.

Я зажмурился, но и перед мысленным взором стояло чудовищное лицо. Я вытянул руки в попытке защититься – беспомощный бесполезный жест. Ладонь наткнулась на упругую прохладную грудь, скользнула по коже, оказавшейся неожиданно бархатистой; ткнулся в пальцы твердый набухший сосок, одежда будто сама отползла в сторону, мягкая тяжесть навалилась сверху, пухлые бедра поймали меня в плен, и войдя в горячую влажность ее лона, я закричал, сам не понимая, от ужаса или восторга.

Монотонный шум проник в уши одновременно с ощущением влаги на лице. Я медленно просыпался и, вспоминая страшный сон, едва не плакал от облегчения, что он оказался всего лишь зыбкой иллюзией.

Но каков кошмар!

Я открыл глаза и несколько минут не мог понять, отчего потолок так высоко и что за вода с него сыплется. Потолок? Небо… листья… Я вскочил, как подброшенный и затрясся, когда холодный ветер коснулся обнаженной кожи.

Широкая простыня – сейчас изгвазданная и скомканная – разостлана прямо на земле посреди площади. И ни души вокруг, ни единого предмета не осталось от недавнего пребывания балагана – ни обрывка билета, ни забытой детали конструкции. Только черная грязь взрыта ногами и гусеницами, да кое-где остались дыры от опор.

Уехали и бросили меня здесь. Голого, без кредитки, без моба, вдали от дороги. С липкими потеками на бедрах и дрожащими от напряжения коленями – воспоминанием о животной страсти. С грязной коркой на груди и животе; в грязи даже предавший меня орган, сейчас уныло съежившийся от холода.

Я действительно занимался любовью… о черт, о какой любви может идти речь! Я трахался… да нет же, меня попросту изнасиловали. И кто – самая уродливая женщина, какую только можно себе представить, настоящий монстр.

Я рухнул на четвереньки в грязь, и меня вырвало.

В постели с монстром – как заголовок низкопробного чтива. Но хуже того, на задворках сознания таилась нелепая гордость удовлетворенного самца: не сплоховал же, сдюжил, показал себя во всей красе. И от этого дурацкого самодовольства меня снова затошнило.

Домой и сразу же к психотерапевту. Пусть он объяснит происшедшее каким-нибудь эдиповым комплексом, подсознательным страхом кастрации и неосознанным влечением к видеозвезде столетней давности. Пусть будет даже раздвоение личности, густо замешанное на паранойе, лишь бы поверить, что все – лишь кошмар, порожденный больным разумом.

Страшно вспомнить, как я добирался до города.

Я полчаса стоял под горячим душем. Мне всюду чудился душный запах недавней страсти, казалось, я все еще покрыт своим и ее потом, и я едва не до мяса стер кожу в попытке избавиться от воспоминаний.

Я задавил кошмар, загнал его в глубину черепной коробки и завалил горой сиюминутных мыслишек: заскочить вечером в "Поющего птеродактиля" и заказать три пшунтуна подряд, не пропустить матч по хенд-слалому (мгновенное воспоминание о ползущей на руках "русалке" я загнал обратно), разобрать кучу спама и сдать эльбум в переработку, отправить белье в прачечную… на этом месте пришлось вспомнить о грязной простыне, я трусливо споткнулся об эту мысль и забарахтался в тщетной попытке обрести интеллектуальное равновесие.

Не было ничего! Не могло быть, потому что так не бывает! Ни-ког-да!

На худой конец, я согласен допустить, что меня отравили галлюциногеном.

Документы можно восстановить. Моб-айди тоже. Видимо, меня попросту ограбили: пшикнули в лицо из баллончика, раздели догола и бросили в парке. А вся остальная чертовщина – только наркотический бред. Королева уродов, ха!

Балаган. Самая уродливая женщина. Ишизава.

Меня бросило в пот. Вот, что я мучительно пытался вспомнить. Я нашел ишизавовскую уродину и прошляпил ее. Пять тысяч замечательных хрустящих галактов растворились в дожде. А может, не нашел, а сконструировал индивидуальную галлюцинацию из бесплодных поисков и усталости?

Черт с ними, с деньгами. Черт с ней, с рекламой, и с филиалами агентства, и со всеми уродинами во Вселенной. Надо отказываться от дальнейших поисков, благо аванса я не брал… я даже готов оплатить все билеты, которые он мне присылал, лишь бы разделаться с кошмаром последних недель.

Когда такси завернуло за угол, я не поверил своим глазам.

"Без ретуши" занимало крохотный офис в пафосном пятиэтажном здании, облицованном черным пластиком "под мрамор". Рядом с этим домом на углу мок под вечными дождями неуютный маленький сквер.

Сейчас сквера как не бывало.

На месте него выросло трехэтажное, сверху донизу зеркальное здание: из фасада выпячивались два пухлых слившихся в экстазе сердца омерзительно-розового цвета; крышу венчали омытые дождем амурчики; тяжелый балкон над входом поддерживали кариатиды самого сексапильного вида.

Я окончательно онемел, узрев громадную неоновую вывеску:

АГЕНТСТВО "БЕЗ РЕТУШИ"

Входя, я треснул кариатиду по коленке. Боль в разбитых костяшках убеждала, что это не сон. Но все остальное…

– Здравствуйте, мистер Ким.

– Добрый день, мистер Ким.

– Мистер Ким, кофе?

Я ошеломленно заглядывал в уютные кабинеты: розовые, в рюшечках и цветах – для глупых девиц, элегантные, с кожей и темным деревом – для богатых ловеласов, в вариантах хай-тек и барокко, с уклоном в ротанг и рисовую бумагу, фантазии из стекла и бронзы – на любой вкус. Представительные мужчины и ослепительные девушки носили на лацканах бейджи с розовыми сердцами.