Дмитрий Дудко - Москва, Американская ССР

Узкоглазый меченосец аккуратно вытер клинок, поправил очки, поклонился своему противнику, а затем — спасителям.

— Капитан Юкио Маэда. В мирное время — доктор философии и доцент Токийского университета. Безмерно благодарен вам за помощь. Саскватч напал первым, но он уже был ранен. Похоже, какие-то мерзавцы охотились на него или убили его самку и детенышей. Теперь мы с вами разделим грандиозное открытие!

Он внимательно осмотрел зубы чудовища.

— Удивительно! Не мегантроп, не гигантопитек, а какой-то огромный неандерталец вроде родезийского человека. Да, он ведь на четвереньках не бегал, лишь сутулился. У нас в Японии таких называют горными людьми, но они, скорее всего, уже вымерли. Подумать только, не зубы, не скелет даже, а целый труп! Сам Мондзю, будда мудрости, послал его японской науке, а Хатиман, бог войны, привел на помощь вас.

Только теперь японец присмотрелся к своим спасителям.

— Рад приветствовать вас, товарищи, хотя мое командование и не ладит с вами. Вы, товарищ генерал, наверное, сам Красный Бык? А вы главный американский коммунист? А вы знаменитый Хемингуэй? Ну а выдержать объятия саскватча и при этом боксировать может только Роберт Говард. Я очень люблю ваши книги, хотя читать вас, Хэм, у нас считают признаком излишнего миролюбия, а увлекаться Говардом — несерьезностью и даже варварством. Но я уверен: если воин пишет стихи, то он образован, как истинный самурай.

— А про негра Бена Карутерса с фермером Рено в Японии что-нибудь слышали? — улыбнулся чернокожий.

— Знаю и о вас и очень рад познакомиться. Хочу предупредить: всех вас приказано при встрече задержать и доставить нашему командованию. Но не могу же я сражаться с вами шестерыми! Хотя свою родовую катану никому не отдам.

Японец ловко отсек саскватчу кисти рук и протянул одну Хэму.

— Сейчас главное — сберечь останки для науки. Если бы не эта война… Вы тут самый образованный человек. Надеюсь, у вас найдется соль, чтобы сохранить руку? Другую руку и голову я возьму с собой, а тело заберут мои солдаты. Я не могу, не нарушая военной тайны, сказать вам о численности и расположении моего отряда. Посоветую лишь: не идите на юг. Напоритесь на наших, мормонов или макартуровцев… Я надеюсь: скоро настанет эпоха великого мира. Мира между мировыми империями. И тогда мы встретимся в Токио — или Москве!

Вежливо откланявшись, Маэда исчез в зарослях.

Уже под вечер путники заметили над деревьями дым костра. Хэм с Говардом отправились на разведку. На поляне расположились два десятка солдат в камуфляже с затейливыми трезубцами на кепи. Их язык напоминал русский. Выслушав разведчиков, Красный Бык решительно произнес:

— Это бандеровцы. Они истребляли наших братьев черноногих и кроу. Самый жестокий индеец не сделает над воином у столба пыток того, что эти койоты творили над женщинами и детьми. Они все должны умереть. Как только стемнеет, нападем. Действуйте ножами. Когда схватятся за оружие, стреляйте и не жалейте патронов.

Никто не возразил вождю, что не стоит рисковать схваткой с более сильным отрядом, когда на хвосте рейнджеры Маккарти и японцы. Все понимали: перед ними индеец, мстящий за смерть братьев. Хотя сиу издавна враждовали со своими северными соседями.

Ночь опустилась на землю. Затаившись в лесу, бойцы ждали, пока бандеровцы после песен и выпивки заснут вокруг костра. Бесшумно, словно пума, Красный Бык первым прыгнул вперед с ножом и томагавком в руках и свалил часового. Половина отряда погибла во сне под ножами, прежде чем командир, по-волчьи чуткий, вскочил и поднял тревогу. Вождь бросился навстречу ему, томагавком выбил пистолет из руки и всадил нож в горло. Тем временем Говард палил из двух револьверов по проснувшимся бандеровцам, а Бен поливал их свинцом из автомата. Через несколько минут все было кончено. Красный Бык окинул взглядом командира. Крепкие белые зубы скалились из-под густых седеющих усов. Мазепинка была отделана волчьим мехом, а на ремне красовались бляхи в виде волчьей головы.

— Гринь Вовкулаб, Зеленый Оборотень. Это он собственноручно вспарывал животы беременным и вместо плода зашивал волчонка.

— Такого даже эсэсовцы не делают. Это не человек, — безжалостно произнес техасец.

Индеец одним движением ножа снял скальп и принялся деловито натягивать его на согнутую кольцом ветку — чтобы тот не скукожился. Тем временем бойцы беспощадно добивали раненых. Вдруг один из лежавших приподнялся и сказал:

— Не убивайте, прошу вас! Я корреспондент, только корреспондент!

Невзрачный, неприметный человечек осторожно встал на колени и дрожащими руками вытащил из нагрудного кармана удостоверение. Он даже не был ранен — просто отполз в кусты, но они оказались слишком густыми, чтобы скрыться. Фостер заглянул в документ.

— Мусий Слымак, «Свободная Колыма», орган Сибирской Освободительной Армии. Так ты дважды предатель! Сначала вы разоряли Сибирь, потом ушли с американцами на Аляску, были посланы в Канаду усмирять индейцев и там переметнулись к Бандере.

— Сволочь шаламовская! Где теперь твой шеф — на службе у Геббельса? — презрительно скривился Хэм.

— Я не убивал, никого не убивал! В СОА всякое бывало, а бандеровцы еще страшнее зэков. Но я ни одного человека не убил, не бил даже, Христом-богом клянусь!

Заметив, что убивать его самого, похоже, не собираются, человечек осторожно улыбнулся.

— Варлам Тихонович — умнейший человек, потому и выжил. Я ему, конечно, не чета… Да я в этом Союзе только и делал, что выживал! — всхлипнул он. — Я же крестьянин, простой хлебороб с Украины, из Запорожской области. Род наш, правда, не казачий. Но Слымаки были в селе лучшими хозяевами. Больше десяти работников кормили и хлеба занять никому не отказывали. А лодыри неблагодарные у нас все забрали, на глухой хутор отселили. Сами потом в своем колхозе голодали. А мы выжили и тихо в город перебрались. Еще и целую тонну зерна зарытой оставили. В колхозе наворовали. Чтобы знали голодранцы, как чужим добром разживаться.

Слымак, казалось, не замечал, как темнеют лица делегатов. Наконец Бен не выдержал:

— Да вы же несколько семей голодом уморили! Хоть бы продали то зерно.

— Как вы вообще до голода дошли? Вам же дали трактора, — полюбопытствовал Рено.

— Дали… Один трактор на все село. Да полсотни лошадей.

— А волы? Черноземы конями лучше не пахать.

— Порезали их перед тем, как в колхоз идти. А что? Не свое — так и беречь нечего. Все равно в колхозе все дадут. Так они, дураки, думали.

— Или ты, парень, врешь, или вы, русские — идиоты, каких свет не видел! — хлопнул себя по ляжке фермер.