Журнал «Если» - Хозяин снов

Он подумал, что его провели, как сопливого мальчишку. В астрологических прогнозах такого не было. Как не было в сновидениях людоедства.

— Хе! Слишком? Я бы сказал: не то, чтобы очень. Может, надо ее сначала покормить? Посмотреть, как она сожрет твои…

— Когда же это кончится? — спросил Хаос. — Что бы ты ни вытворял, своей смертью тебе не умереть, не надейся. Они и тебя сожрут, Помяни мое слово. — Его голос потрескивал от напряжения. — Ублюдок!

Добрую минуту Келлог ухмылялся, выжимая из этой сцены весь балдеж до последней капли. Мелинда Селф высвободила голову и сплюнула На песок. Толпа ждала. «Все они у Келлога в лапе», — подумал Хаос.

— О’кей, Хаос, ты угадал. Я просто водил тебя за нос. — Он протянул руку и ухватил Мелинду за подбородок. — Я не съем это прелестное дитя. Ты, наверное, тоже потешался, а, Хаос? Ведь знаешь, шельма, знаешь, что я на такое неспособен.

— Я знаю, что ты псих.

Келлог раздул загорелые ноздри, стиснул кулак и разжал — медленно, палец за пальцем.

— Хаос, не испытывай мое терпение, — заявил он. — В Малой Америке никто никого не ест. Уж не знаю, как там у вас в Шляпвилке, но здесь ничего подобного не случается.

— Тогда отпусти ее.

Келлог отрицательно покачал головой.

— Нет, Хаос. Нам надо поговорить. Давно пора. Она — гарантия того, что ты меня выслушаешь. — Он откинулся на спинку шезлонга. За ним, точно нимб, сияло заходящее солнце. — Везите ее в город, — сказал он. — Забирай ее, Эдж. И чтобы ни один волос с ее головы не упал. Вот.

Его рука нырнула в карман и появилась вместе с ключами, которые он вручил Эджу.

— От моей кладовки. Валяйте, молодцы, открывайте консервы. Лопайте. Все лопайте, девчонка тоже. Мохнатая, не мохнатая — покажем старине Хаосу, что умеем обращаться с леди.

К виску Хаоса крепко припечатался чей-то ботинок. Он ткнулся лицом в песок. Толпа поволокла Мелинду Селф по ступенькам водохранилища к машинам. Завыли моторы. Пока Хаос поднимался на ноги и выплевывал песок, на дне водохранилища не осталось никого, кроме него и Келлога. Стоя на краю ямы, толстяк мочился на огонь.

Он оглянулся на Хаоса, ухмыльнулся, вжикнул молнией брюк.

— Поехали, Хаос. Ко мне в офис. — Повернулся и зашагал прочь от костра, к первому ярусу ступенек.

Хаос стряхнул с рубашки песок и заковылял следом за Келлогом. Переборол внезапный соблазн броситься на широкую, жирную спину — не было уверенности, что он сумеет повалить здоровенного придурка.

Келлог уселся на краю бетонной террасы. Покопался в кармане рубашки, извлек окурок в полсигары, сунул в рот, но так и не зажег.

— Скажи-ка, Хаос, почему тебе всегда нужен толчок, чтобы прийти ко мне поговорить? Неужели я тебе больше не интересен? Мы же с тобой, пилигрим, одной веревочкой связаны. Вместе тонем в дерьме. И ты это понимаешь. — Он состроил рожу, выронив сигару изо рта. — Ты уж не серчай, душа моя, что я тут малость попсиховал. Ты же мне сердце разбил, сказав, что уезжаешь.

Хаос изумился — Келлог пытался разбудить в нем чувство вины!

И тут вспомнился слушок, который он уловил неделю назад у Сестры Ушекожи.

— Скажи, это правда?

— Что — правда?

— Что ты был всего-навсего торговцем запчастями для машин? Возил в пикапчике бесплатные образцы свечей зажигания?

Келлог ухмыльнулся, слова Хаоса ничуть его не смутили.

— Истинная правда в том, что я ничего не помню. Все могло быть. Но тебе-то, что за дело?

Хаос не ответил.

— У тебя бзик насчет прошлого. Пунктик. Будто оно кого-нибудь интересует! А сам-то ты помнишь прошлое? Истинное прошлое?

— Нет, — признался Хаос.

Он ненавидел этот вопрос. Часто его слышал и с каждым разом ненавидел все сильней.

— Ну давай, Хаос! Выкладывай! Кем ты был раньше? Чем промышлял, перед тем как посыпались бомбы?

— Не помню, — признался Хаос. — Даже имени своего не помню. Да ты и сам знаешь.

— Отлично. — Келлог наконец раскурил сигару. — Вопрос полегче: давно это случилось?

У Хаоса все плыло перед глазами.

— Не помню, — повторил он. — Но ведь и ты не помнишь!

— Не-а. — Келлог с глубокомысленным видом пыхнул дымом, тот потянулся к меркнущему небосводу. — Но предпочитаю относиться к этому философски, мол, а что вспоминать-то? Раньше все было в точности, как сейчас. Просто есть иллюзия, что раньше было что-то еще. Эндемичная иллюзия. Весь мир — дежа вю[2].

Вот теперь Хаос выбрался на более твердую почву. На почву дерьмовых теорий Келлога.

— А весь этот металлолом, весь этот хлам, куда ни плюнь? Как думаешь, Келлог? Это тебе не иллюзия. А консервы в старых лавках? И то, как мы говорим? Полным-полно слов, которые раньше что-то означали. Я могу не знать собственного имени, зато знаю, что в водохранилище должна храниться вода.

— Ладно, ладно. Я просто хотел сказать, что не все так просто, как тебе кажется. У тебя привычка делать выводы, опираясь на весь этот хлам, что валяется кругом. Ты думаешь, из пункта А проще простого добраться до пункта Б. Но ты к нему ни на шаг не приблизишься. — Он вынул изо рта сигару. — Нет, Хаос, я не знаю ответа. Но я знаю побольше твоего, потому что не боюсь заглядывать в суть, в собственную душу, и брать на себя ответственность. Тогда как ты не ведаешь и половины правды.

Хаос снова сбился с панталыку. Опять бред, опять бестолковый треп с Келлогом. От голода ныли внутренности.

— Что ты тужишься сказать?

— Вникни, Хаос. Ты такой же, как я. Неужели до сих пор не понял? Между нами всего-то разницы, что я это знаю, а ты — нет.

На Хаоса накатила усталость.

— Все, Келлог, я ухожу. Что бы ты тут ни говорил. Хватит с меня твоих снов.

— Что? Моих снов? — зачастил, брызгая слюной, Келлог. — Ты не можешь уйти. Ты не понимаешь. Ты нужен здесь!

— Никто здесь не нужен, кроме тебя, может быть.

— Послушай, партнер, — сказал Келлог серьезным тоном, нервно двигая окурком, — мне тут без тебя — кранты. Ума не приложу, что делать, если ты уйдешь.

— То же, что и прежде, Келлог. Перемешивать сны с явью. Я имею значение только в снах. Ты меня используешь как символ. Реальный человек для такого дела не так уж необходим. Как-нибудь и без меня управишься. Обещаю в суд не подавать.

Келлог отрицательно помотал головой.

— Насчет снов — извини. Больше не буду, честное слово. Господи! Да если б дело только в снах! Ну, сказал бы сразу! Все, клянусь: впредь ничего подобного. И послушай: отныне у нас с тобой — пятьдесят на пятьдесят. Полноправные партнеры. Как и должно было быть с самого начала.

— Что?

— Я же понимаю, не сидится тебе в Шляпвилке. Сказать по правде, я предвидел, что так будет. Я это учитывал. Пришло твое время высунуться, заявить о своих правах, потребовать долю. Дружище! Нельзя просто так взять и уйти. Не имеешь права, когда впереди дела, большие дела! Черт, я хочу сказать, что устал. Выдохся. Работы невпроворот. Готов передать тебе бразды.