Павел Вежинов - Гибель “Аякса”

- Ты отвечаешь несерьезно… Ну хорошо, будете вы знать. Но ведь это имело бы смысл, если бы знание и счастье как-то обусловливали друг друга. А ведь, в сущности, чаще они противоречат одно другому.

Я, разумеется, знаком был с подобными взглядами, хотя непосредственно, из первых уст, слышал их впервые.

- Толя, ты хорошо знаешь, что это неправда, - сказал я мягко. - Доказательство тому - история. Чем больше умножались знания, тем меньше оставалось человеческих бед и несчастий. Не будь этих знаний, ты, может, был бы сейчас дряхлым старцем с гнилыми зубами, больной печенью и раком простаты.

- Это очевидно… Но разве счастье - это отсутствие несчастий? Это категории, нерасторжимо связанные, зависимые одна от другой… До сих пор человечество думало, как спастись от несчастий. И спасалось… Но что такое счастье? Неужели ты думаешь, что мы приблизились к нему со времен Ромео и Джульетты? Или горемыки Гамлета?

- Да, думаю! - сказал я.

- В чем же это проявилось?

- Хотя бы в том, что мы не одиноки, как Гамлет…

- Опять ты измеряешь счастье несчастьями… - досадливо поморщился Толя.

Я хорошо понимал его в эту минуту. Но как я мог объяснить ему вещи, в которых сам еще не разобрался?

- Вот что, Толя, я не люблю абстрактное философствование. И абстрактную логику… Потому что я знаю: чистая логика индивидуума ведет к полному самоотрицанию и обессмысливанию существования… Брось ее; ты должен, должен думать, что людям необходимо знание, которое мы принесем им… Каким бы оно ни было.

- В том-то и дело, что оно не нужно им. Счастье не в космосе, счастье на Земле…

- Что из того? Нужно или ненужно; они хотят его… Помнишь наш отлет? Они ждут чего-то от нас. И мы обязаны дать им знание… Вот наше счастье: оно в том, чтобы давать, а не получать.

- Наивный гуманизм! - вздохнул Толя.

- Это не ответ… Точно так же я могу сказать: наивный индивидуализм.

Толя внимательно посмотрел на меня.

- Ну хорошо… А скажи, искренне скажи… ты счастлив?

- Не думал… Наверное, счастлив. Ведь человек думает о том, чего ему не хватает.

- Ловко выкрутился!.. Тогда скажи, ты был влюблен когда-нибудь?

- Нет! - сказал я.

- Почему?

- Не задавай глупых вопросов… В кого влюбляться? В кого-нибудь из ваших жен?

Он засмеялся сухо и враждебно:

- Почему бы и нет?

- Ты прикидываешься дурачком! Наш круг полностью замкнут… Чтобы иметь жену, я должен отнять ее у другого. Неужели у меня есть право ради своего счастья сделать одиноким другого человека?..

Толя опять усмехнулся:

- Ты не о том говоришь. Никто не предлагал тебе умыкнуть чужую жену… Я спрашивал: влюблялся ли ты? Хотя бы тайно.

Мне стало смешно.

- Это просто глупо.

- Ты непробиваем, как “Аякс”! - недовольно буркнул Толя.

Мы поболтали еще немного, и я поднялся уходить. Когда я был уже у двери. Толя спросил:

- Ты видел Аду?

- Да, несколько дней назад.

- Что она делала?

- Купалась в озере.

- И была очень веселой, не так ли?.. Веселой и жизнерадостной?

- Ты должен был этого ожидать, - сказал я холодно. - Ни одна уважающая себя женщина не заплачет, если ее унизят…

Он умолк, очевидно понимая, что я прав. Я не знал только, вправе ли я говорить ему об этом. Но ведь он сам спросил…

Четверть часа спустя я был у Сеймура - не в медицинском корпусе, а дома. Он жил один, как и большинство супругов экипажа. Может быть, они не хотели мешать друг другу в научной работе - я не совсем понимал это, но такой образ жизни казался мне неестественным. Бессонов говорил мне, что на Земле это случалось гораздо реже.

У Сеймура была элегантная квартира в древнеяпонском стиле, с нежной акварелью на стенах. Мы уселись на циновку, и я со всеми подробностями передал наш разговор. Сеймур слушал молча, не прерывая меня вопросами. Мне показалось, однако, что он доволен.

- Ну, что скажешь? - спросил я.

- Хорошо, - ответил он. - Гораздо лучше, чем я думал… Сейчас я понимаю, зачем он тебя искал.

- А я как раз не понял. По этим вопросам он мог поспорить и с тобой.

- Нет, со мной не мог… Что бы я ему ни ответил, он толковал бы это как увещевания врача… Врачам разрешено иногда обманывать… Из профессиональных соображений, разумеется. В интересах здоровья пациента.

- Ты прав, - сказал я.

- Понимаешь, что произошло: он страшно и мучительно тонул во внезапно разлившейся реке… В отчаянии ему удалось схватиться за что-то, за какой-то слабый корешок. Он спасся от бурных волн, но корешок слишком слаб, чтобы можно было по нему выбраться на крутой берег…

- И ты считаешь, что я - корешок покрепче? - спросил я с сомнением.

- Точно!.. Он искал кого-нибудь, кто бы просто и логично опроверг его взгляды, которые стащили его в бурную реку… Назови это подсознательным инстинктом самосохранения, если хочешь… И чем эти возражения тверже и примитивнее, тем лучше…

Как мог он сказать это?!

- Ты считаешь, что мои взгляды примитивны? - обиделся я.

Глаза его улыбались.

- Симпатично примитивны!

- Они просты, но не примитивны! Неужели то, что я сказал ему, не правда?

- В общем да…

- А в частности? Приведи хоть один пример.

Он продолжал улыбаться, немного снисходительно. Это меня разозлило.

- Ну, скажем, твои рассуждения о замкнутом круге, - сказал Сеймур. - Так рассуждать нельзя. Наш мир свободен как для мыслей, так и для чувств людей… В нем не может быть замкнутых самоудовлетворяющихся кругов.

- Я не говорил о мире в целом. Я говорил об “Аяксе”.

- Все равно. Наш маленький мирок не может иметь иной морали, кроме земной… Хоть мы и оторваны от Земли, мы полностью принадлежим ей.

- Это не совсем так! - возразил я. - Во время революций, войн человечество не делилось на мужчин и женщин, каждый был солдатом. Даже в те далекие времена… Если ты читал Островского…

- Как раз его-то я читал внимательно! - перебил Сеймур. - Потому что он действительно душевный феномен… Но то были исключительные обстоятельства. А ты и на “Аяксе” объявляешь осадное положение. Именно это аморально и неестественно.

Я сознавал, что он прав. И все же что-то во мне глубоко сопротивлялось. Сеймур, похоже, почувствовал это.

- Пойми, малыш, наши больные - как раковые клетки. Внезапно они безумеют и отрываются от организма. Начинают самовоспроизводиться по своим собственным законам, которые в конечном счете ведут к гибели и клетки, и всего организма. Но отрыв от организма - это прежде всего отрыв от своей ближайшей клетки - в данном случае от жен. Это хуже самой черной измены, это полный духовный разрыв… Твой “замкнутый круг” на самом деле лопнул во многих местах… шесть мужчин лежат в наших барокамерах, и никто не возьмется предугадать, чем это кончится… Да, Толя дал тебе неплохой совет…